Киноспекуляции

Каждый из четырех подростков – на редкость непривлекательная версия типичных персонажей слэшеров.

Купер Хакаби играет Базза, нечуткого туповатого качка и похабника, который встречается с Эми.

Майлз Чэпин – актер, к которому я всегда испытывал аллергию, – как всегда, раздражает в роли Ричи

, лучшего друга Базза, малахольного и неприятного очкарика. Чэпин весь фильм ходит, повязав свитер вокруг шеи (в те дни мне этого хватало, чтобы невзлюбить человека с первого взгляда).

Девушку Ричи, блядоватую блондинку Лиз, играет актриса со странным именем Ларго Вудрафф, которая весь фильм щеголяет в обтягивающих кроваво-красных штанах (тонкая деталь!).

С того момента, как Эми забирается в спортивную машину Базза, она начинает превращаться в зажатую недотрогу, архетипическую «последнюю девушку». Однако после странного начального эпизода она уже не очень нас привлекает

. Она не так непривлекательна, как прочие отморозки, с которыми она едет на ярмарку. Но для «последней девушки» слэшера она удивительно несимпатична. И по ходу фильма наше впечатление о ней не изменится.

Мы не полюбим ее.

Мы просто будем не любить

 ее меньше, чем Базза, Ричи и Лиз.

В «Карни» Роберта Кейлора жизнь бродячей ярмарки, ее жаргон и механика мошеннических аттракционов поражают зрителей своей реалистичностью, но злачная, пошлая говноярмарка в «Доме смеха» Купера и веселее, и интереснее. «Карни» сфокусирован на том, как лоточники разводят лохов, и почти игнорирует отвратительные аттракционы и уродливых артистов (исключение – один из лучших моментов фильма, когда толстяк поет блюзовую версию песни Фэтса Домино «The Fat Man»).

Хупер не повторяет этой ошибки. Подростки идут на шоу уродов, и мы, зрители, получаем возможность взглянуть на настоящие природные аномалии (двухголовую корову и быка с расщепленным небом). Выкрики зазывалы («Живые, живые, живые! Это творения Бога, дамы и господа, а не человека») продолжают звенеть в голове и преследовать вас весь остаток фильма, как закадровый комментатор.

Три танцовщицы в похабном шатре так же реалистичны, как сортир на заправке. И троица взрослых актеров фильма – Кевин Конвэй, Уильям Финли и Сильвия Майлз – создают яркие и живые образы ярмарочных артистов.

С особенным вдохновением выступает Уильям Финли, постоянный актер Де Пальмы (также сыгравший у Хупера в «Съеденных заживо»), в образе спившегося иллюзиониста по прозвищу Магический Марко.

Скользкому бузотеру Ричи приходит в голову светлая мысль, что было бы улетно переночевать в «Доме смеха». Конечно же, другие три дурака поддерживают идиотский план. Но, прежде чем задиристый квартет пробирается внутрь аттракциона, запуская в движение крепкий механизм слэшера, Хупер устраивает зрителю яркую экскурсию по всем гнусным удовольствиям этой низкопробной разновидности шоу-бизнеса. За яркость тут отвечает оператор Эндрю Ласло: он великолепно снимает ночь и мерцающие разноцветные огни, заманивающиезрителей в эту помойку. Идя вслед за режиссером-экскурсоводом, мы начинаем замечать детали. Например, что трех зазывал (на шоу уродов, у похабного шатра и у «Дома смеха») играет один и тот же актер, ветеран Бродвея Кевин Конвэй.

И постепенно наше внимание начинает привлекать неуклюжий, слегка затюканный работник «Дома смеха» в огромной маске Чудовища Франкенштейна. Раз уж это фильм студии Universal, Хупер использует классический плоскоголовый образ Чудовища, созданный Джеком Пирсом. И даже в такой убогой реинкарнации образ, в котором вершил историю Борис Карлофф, обладает магической силой (как если бы Микки Мауса нарисовали крысой). Если четверо главных героев по-прежнему отталкивают, то фигура в маске Чудовища почему-то сразу становится нам симпатична. Персонаж так и не потеряет наших симпатий, однако после того как он снимет маску и под ней окажется уродливое расщепленное лицо, он уже не будет вызывать такой острой жалости. В основном по причине того, что Рик Бейкер, лучший в индустрии художник по специальному гриму, на этот раз сработал на удивление плохо. Как ни странно, именно так называемое настоящее лицо персонажа выглядит как маска чудовища. К тому же под маской скрывается мим из Сан-Франциско по имени Уэйн Доба, который, в силу своей профессии, был наиболее убедителен до того, как раскрыл зрителям свое уродливое фальш-лицо. Вместе с маской Франкенштейна ушла и вся тонкость работы Добы – весь остаток фильма он скачет и вопит. Наконец, маленький и хрупкий Доба (размером с Джоэла Грея) никак не соотносится с тем, как его персонаж описан в сценарии: ведь он должен быть двухметровым здоровяком! Но парадокс в том, что именно поэтому мы продолжаем ему сопереживать.