Кинотеатр повторного фильма

Как известно, т. Сталин вывел на последней странице довольно идиотской поэмы Горького «Девушка и смерть» (два важных слова и союз «и») бессмертную резолюцию: «Эта штука сильнее, чем „Фауст“ Гете (любовь побеждает смерть)». Судя по устному воспоминанию обиженного Горького, вождь был сильно пьян и откровенно издевался над пролетарским писателем. Впрочем, обе части этой резолюции стали мемами. При этом если первая половина обычно произносится в шутку и с подразумеваемой ссылкой на Сталина, то вторая давно гуляет сама по себе. И часто даже произносится всерьез. Вряд ли Аллен где-то ее слышал, но сама эта история очень в его духе, особенно в контексте этого фильма. Разумеется, любовь, побеждающая смерть, стала бы всего лишь «горькой» шуткой над пафосным высказыванием.

Соня. Бóрис! Что случилось?

Борис. Меня на***ли.

Соня. Как?

Борис. Не знаю. Пришло видение и сказало, что меня помилуют, а потом меня расстреляли.

Соня. Ты был моей единственной большой любовью!

Борис

. Большое спасибо. Я ценю. А теперь, прости, мне пора, я умер.

Соня. А на что это похоже?

Борис. На что это похоже? Ты видела цыпленка в ресторане «Трески»?

Соня. Да.

Борис. Это даже хуже.

Смерть непобедима. Но пока шутишь, не так страшно. Правда?

«Рыбка по имени Ванда». Скажи легко

Меня позвали выступить на филологическом семинаре «Сильные тексты». Темой было стихотворение Лермонтова «Молитва» в фильме «Рыбка по имени Ванда». «В минуту жизни трудную теснится ль в сердце грусть: одну молитву чудную твержу я наизусть…» Вот это вот все. Первой моей реакцией было: «А что, в этом кино правда читают это стихотворение? Кто?» Я не мог вспомнить.

Я несколько дней приставал к родным и знакомым с вопросом: «Слушай, а ты помнишь „Рыбку Ванду“?» Все отвечали: «Конечно, помню!» Половина вспоминала раздавленных собачек. Кто-то даже вспомнил съеденную рыбку. «А Лермонтова помнишь? – не унимался я. – Ты помнишь, что он там читает Лермонтова?» – «Какого еще Лермонтова?» – спрашивали меня.

Лермонтова читает главный герой фильма, британский адвокат Арчи Лич. Читает и при этом раздевается догола. Снимает с себя один предмет одежды за другим. Читает по-русски, но с таким ужасным акцентом, что понять ничего невозможно. Когда он снимает с себя трусы, то изящным жестом набрасывает их себе на лоб и на глаза. С трусами на глазах, ничего не видя, поворачивается вокруг своей оси, энергично, с наслаждением, выбрасывает вперед руки и отчетливо произносит два раза: «Legko, legko»!

В этот момент в комнату заходит семь человек. Это большая семья: папа, мама, их сын лет тринадцати, еще двое детей, прелестные мальчик и девочка лет пяти-шести и молодая нянька с младенцем на руках. Семья замирает на пороге – и одновременно трусы спадают с глаз Арчи. Немая сцена. Камера переходит с Арчи, которого показывают выше пояса, на прелестных мальчика и девочку, которые восхищенно смотрят на то, что у него ниже пояса. Потом камера снова переходит на Арчи. Тот хватает со стола какую-то женскую фотографию в рамке и прикрывает то, на что смотрят дети. Из портретной рамки на нас смотрит та же самая женщина, которая сейчас стоит напротив Арчи и смотрит на него. Это мать семейства. И это ее фотография.

И эту сцену я, конечно, помнил. Как ее можно забыть? Наверное, это вообще самая смешная сцена из всех виденных мною в кино. Но Лермонтова я в ней, кажется, из-за чудовищного акцента Арчи даже и не опознал.

С этой сценой связана такая история. Согласно сценарию Джона Клиза, который заодно и исполнял роль Арчи, раздеваться в ней должна была главная героиня Ванда. Но Джейми Ли Кёртис, игравшая Ванду, сказала Клизу примерно следующее: «Знаешь, Джон, я уже много раз раздевалась под камеру, и, честно говоря, мне это надоело. Мне вообще кажется, что когда красивая женщина вроде меня раздевается в кино, а ты, наверное, в курсе, что я без одежды выгляжу офигенно, так вот, когда красивая женщина раздевается в кино, это всегда только отвлекает зрителей. Они перестают смотреть фильм и смотрят уже только на женщину. А если это комедия, то они забывают смеяться. А давай-ка, Джон, в этот раз лучше ты сам разденешься!»