Кинцуги. Японское искусство превращать неудачи в победы

В детстве я думала, что это печально, но становясь старше, стала ценить ее точку зрения. Она произносит эти слова как что-то само собой разумеющееся, потому что это – правда. Жизнь не может быть вечно идеальной. Другими словами, она будет вас изматывать, иногда раздавливать – и это нормально. Придерживаться стандарта «идеальный» значит всегда проигрывать, так как совершенство быстротечно. А несовершенства не нужно бояться.

Отношение моей мамы к недостаткам уходит корнями в японское представление о ваби-саби. Как и кинцуги, ваби-саби прославляет несовершенства жизни, трудные моменты и темные уголки. Оно напоминает о том, что жизнь кратковременна, несовершенство естественно и что красоту можно найти в простоте.

Ваби-Саби: слово «ваби» означает быть одному или одиночество («ваби си» значит «одинокий»). В поэзии слово «ваби» обычно относится к чему-то простому, скромному, к тому, что находится в гармонии с природой. Оно также может означать простую строгую красоту. (Подумайте о монахе, который живет в мире, имея лишь самое необходимое.) В то же время «саби» означает период времени, процесс старения и быстротечность всего.

Вы можете быть знакомы с ваби-саби как идеей эстетики или дизайна. В Японии наша архитектура, гончарное мастерство и домашний декор часто простые и элегантные. Подход ваби-саби к дизайну охватывает простоту и несовершенство. Например, ваза с увядающими цветами может быть такой же прекрасной и так же цениться, как и ваза со свежесобранными цветами. Также ваби-саби может прославлять архитектурный недостаток, как например обрушивающийся фасад старого здания. В западном мире мы часто одержимы симметрией и совершенством, но ваби-саби может помочь нам ценить и переосмысливать то, что мы считаем «уродливым».

Концепт ваби-саби уходит корнями в XII век. Япония прошла сквозь жестокую гражданскую войну, и культура императорского двора сменилась на военный режим сёгунов. Большей части населения казалось, что смерть всегда ожидаем за углом. При изменяющейся ситуации появился концепт ваби-саби, чтобы запечатлеть красоту, находящуюся в быстротечности и непостоянстве.

Эстетическая сторона ваби-саби появилась примерно в XV–XVI веках благодаря появлению японской чайной церемонии. Эти собрания аристократов стали проще и малочисленнее. Тогда вошла в моду эстетика, которая теперь широко ассоциируется с Японией – простые гончарные изделия цвета земли, треснутые или несимметричные чашки и железные чайники. И сегодня японская чайная церемония известна благодаря своей красоте и элегантности.

Неудивительно, почему японцы принимают эту философию. Ведь земля Японии далека от идеала, погода может быть резкой (холодные зимы, жаркое лето и дождливые сезоны) и всегда есть опасность природных катастроф, таких как землетрясение или цунами. Но вместо того чтобы жить в страхе (или считать, что им не повезло), японцы принимают, что в целом в жизни есть немного неуверенности и тьмы. Совершенство кажется чудесным, но быстро проходит. Хорошие времена не будут постоянными, и чем больше вы принимаете или ожидаете, что наступят трудные времена, тем легче их пережить.

Когда я была в Японии последний раз, то удостоилась чести провести время в храмах Кой-сан и Сикоку с монахами-буддистами. Сказать, что монахи принимают несовершенство, простоту и мимолетность как данность – ничего не сказать. Они выбривают головы, отказываясь от тщеславия, так как это ненужный отвлекающий фактор. И всё же эти мужчины и женщины излучают самый красивый свет в мире. Они посвящают свои жизни молитвам и посылают свет в темные места. Чтобы это сделать, они прежде всего должны понимать и принимать тот факт, что тьма существует. Монахи знают лучше, чем кто-либо другой, что красоту можно найти в искажении, увядших цветах, разбитом сердце, в ситуациях, когда мы оступаемся и ошибаемся. Красота есть и в борьбе.

Карлсбад, Калифорния: Дошкольные годы. Я была другой, но мне всегда нравилось, какой я была.

Принятие несовершенства было для меня испытанием длиною в жизнь. Оно началось, когда я была маленьким ребенком. В детстве я жила в преимущественно белом районе, и будучи дочкой японской иммигрантки-мамы и отца – польского иммигранта, чувствовала себя «другой». Меня воспитывали не так, как остальных детей, – мои родители были строги и ждали от меня лишь самого лучшего.

Пока я взрослела, меня дразнили из-за того, что я отличаюсь. Дети задавали жестокие вопросы и иногда обзывали расистскими именами. Как и любая другая девушка, я хотела быть красивой, популярной и чтобы меня принимали. Я хотела нравиться людям такой, какая я есть.