Кинжал Челлини

— Будто я этого не знаю, — сказал я и взялся за веревку. — Кинжал у тебя?

— Я подам его наверх. Обращайся с ним бережно. Не ударяй его. На нем не должно быть царапин.

По веревке я добрался до колючей проволоки. Держась одной рукой за узел, я взял кусачки и занялся проволокой. Туго натянутая, она могла хлестнуть меня по лицу; я действовал осторожно. Наконец я справился с ней.

— Порядок, — произнес я в темноту и оседлал стену.

Я бросил взгляд в сторону дома, но ничего не увидел.

— Держи, — прошептал Паркер. — Осторожней с ним.

Я опустил руку, и вскоре мои пальцы нащупали футляр.

— Взял, — сказал я.

Засовывая его к себе в карман, я добавил:

— Здесь такая темень, хоть глаза выколи. Чтобы найти боковую дверь, мне потребуется время.

— В нескольких ярдах от забора, справа от тебя, есть дорожка. Она ведет прямо к дому. Ты не заблудишься.

— Ты здорово подготовился, а? — сказал я, подтянул веревку, спрыгнул со стены и очутился в саду.

Я замер, стоя на траве и держась рукой за забор. Прислушался. Я услышал лишь собственное дыхание и биение моего сердца. Я еще не решил, как мне поступить. То ли, обождав немного, вернуться назад и сказать Паркеру, что мне не удалось открыть сейф, то ли пойти вперед, рискуя нарваться на собаку или охранника.

Если охранники схватят меня с пудреницей в руках, я не сумею защититься от Редферна. Но я сгорал от любопытства. Я не поверил Горману. Человек его склада не станет тратить полторы тысячи долларов, чтобы выручить женщину. Пудреница или какая-то другая вещь, хранящаяся в сейфе, представляла большую ценность. Иного объяснения я не находил. Я не собирался отдавать этот предмет Горману. Мне надоел Сан-Луис-Бич, я устал от безденежья, от своего жалкого положения. Пошевелив мозгами, я мог сорвать большой куш. Вдруг вырученная сумма окажется так велика, что мне хватит ее на несколько лет? Игра стоила свеч. Я решил рискнуть.

Все эти соображения промелькнули в моей голове за какие-то пять секунд; и вот я уже крался по дорожке к дому. Благодаря туфлям на резиновой подошве, я шел бесшумно, как привидение. Я не спешил и двигался пригнувшись. В одной руке я держал фонарь, в другой — трость, воспользоваться которой был готов в любой момент. Наконец я оказался на лужайке. Слева на фоне неба чернел громадный каменный дом. Света нигде не было.

Огибая лужайку под прикрытием деревьев, я беспрестанно думал о собаке. Обученный сторожевой пес не подает голоса. Приближаясь к вам, он стелется вдоль земли; вы узнаете о его присутствии лишь в тот момент, когда он хватает вас клыками за горло. Моя рубашка скоро прилипла к спине, а нервы натянулись до предела. Тропа обрывалась около ступенек, ведущих на террасу. Я вспомнил план: путь к боковой двери шел через эту террасу, затем следовало подняться на вторую террасу и обогнуть угол дома. Если меня заметят идущим по террасе, я не смогу нигде укрыться.

Я замер возле последнего дерева и стал всматриваться в террасу до боли в глазах. Сначала я ничего не увидел, затем различил широкие белые ступени и балюстраду. Я продолжал вглядываться и прислушиваться; я знал: отойдя от дерева, я отрежу себе путь к отступлению. Я хотел убедиться в том, что впереди нет ни людей, ни собаки.

Теперь я заметил полоску света, пробивающегося сквозь зашторенное окно. Я услышал танцевальную музыку; мне почему-то стало одиноко.

Я по-прежнему не решался отойти от дерева. Я нутром ощущал, что меня подстерегает какая-то опасность. И тут я увидел охранника. Глаза мои уже успели привыкнуть к темноте, к тому же из-за дома поднялась луна. Охранник стоял возле большой каменной птицы, установленной на пьедестале в конце лестницы. Человек слился с каменной фигурой, поэтому я прежде не замечал его. Потом он сделал шаг в сторону, и я разглядел форменную фуражку на его голове. Я набрал воздух в легкие. Охранник, посмотрев на сад, двинулся вдоль террасы; он удалялся от боковой двери.

Я решил использовать момент. Он мог в любую минуту повернуть назад, но мне показалось, что он не сделает этого. Я рванул к лестнице. Я бежал, отталкиваясь от земли носками. Когда я достиг террасы, охранник по-прежнему был уверен в том, что он здесь один. Я поглядел на него, пригнувшись у балюстрады. Он добрался до конца террасы и замер там, всматриваясь в сад, словно капитан на мостике; я видел его спину. Я не стал терять время даром и поднялся по ступенькам на вторую террасу, расположенную выше первой.

Я отчетливо услышал звуки радио. Эрни Кесерис исполнял на саксофоне «Персидский ковер». Но я пришел сюда не для того, чтобы наслаждаться мастерством Эрни. Я обогнул угол здания.

Находясь в нескольких шагах от боковой двери, я услышал шаги. Мое сердце замерло от волнения. Я прижался к стене. Шаги приближались.

— Это ты, Хэрри? — прозвучал в темноте чей-то голос, показавшийся мне знакомым. Он, похоже, принадлежал охраннику, которого мы видели у ворот утром. Теперь охранник находился ярдах в десяти от меня.

— Да, — отозвался его напарник.

Охранник склонился над балюстрадой, высматривая своего товарища, оставшегося на нижней террасе.

— Все в порядке?