Кинжал Клеопатры

Элизабет не могла скрыть удивления по этому поводу – было немыслимо, чтобы редактор предложил скромному репортеру воспользоваться своим собственным столом. Она восприняла это как свидетельство его стремления опубликовать эту историю. Разумеется, в этой статье было все, что могло гарантировать всплеск продаж – чтобы «сместить остальные газеты», выражаясь газетным языком, – разврат, насилие и тайна. При мысли о том, что ее первая реальная история будет опубликована на первой полосе в «Геральд», у нее закружилась голова.

– Спасибо, сэр, – твердо сказала она. – Но я бы предпочла воспользоваться своим собственным столом.

– Ладно, ладно. Тогда идите… и удачи! Давайте посмотрим, на что вы способны.

Сжимая бумаги, Элизабет быстро вышла из кабинета, направляясь обратно к своему столу. Завернув за угол в главный коридор, она увидела Карла Шустера в боковом проходе, который о чем-то оживленно беседовал с другим человеком. Грузное тело Шустера мешало ей разглядеть, кто это был, пока она не подошла к ним. Повернув голову, она мельком увидела его спутника, что сразу же вызвало у нее неприятное ощущение внизу живота. Карл Шустер был погружен в беседу с Саймоном Снидом.

Элизабет ускорила шаг, отводя взгляд прежде, чем Снид смог бы поймать его. Она не собиралась доставлять ему удовольствие насмехаться над ней. И все же она задавалась вопросом, какую лапшу он вешал на уши Шустеру. Снид был потенциально опасным врагом, но у каждого были свои слабости – по крайней мере, она так считала. Ей просто нужно было выяснить это.

Большая часть состава репортеров отсутствовала. Ее коллеги были либо на задании, либо отправляли свои репортажи в соответствующие редакции. Большая, просторная комната была полупустой, и в этот поздний час единственными звуками были скрип карандаша по бумаге, смешивающийся с обычными уличными шумами, столь распространенными в Нью-Йорке. Устроившись за своим столом у окна, Элизабет могла различить слабый цокот лошадиных копыт и крики уличных торговцев, конкурирующих с карканьем чаек, налетающих со стороны гавани в поисках пищи.

– Свежие угри, подходите сюда, здесь свежие угри!

– Нга-га-гааа! Нга-га-гаа!

– Каштаны! Горячие жареные каштаны!

– Нга-га-га!

Элизабет выудила с полдюжины карандашей из ящика своего стола и разложила их перед собой. Первым делом с утра она всегда затачивала их, чтобы они были острыми, когда понадобятся. Ручки были неплохой альтернативой, но она не любила прерывать работу, чтобы заправить их, и находила карандаши более удобными. Склонившись над своим столом, она погрузилась в напряженную работу, поскольку крайний срок сдачи статьи поджимал. Отключившись от всех внешних отвлекающих факторов, она начала воспроизводить в памяти странные события последних двух дней.

Тело было завернуто в белую ткань и аккуратно погружено в яму, что напоминало о культе подношения богам. Странно то, что на первый взгляд оно не казалось неуместным, а наоборот, создалось впечатление, будто оно принадлежало этому маленькому священному уголку в огромном зеленом парке.

Час спустя она подняла голову, потянулась и отложила последний из своих карандашей, исписав каждый из них до дерева. Взглянув на часы, она увидела, что у нее осталось полчаса, хотя статья уже была переписана и готова. Элизабет зачеркивала и стирала слова, так яростно царапая их на полях, что надеялась, что редактор сможет их прочитать. Решительно встав со стула, она собрала свои бумаги и направилась к выходу. И лишь пробираясь сквозь море письменных столов, она поняла, что комната теперь почти пуста.

Кеннет Фергюсон сидел в рубашке с короткими рукавами, его пиджак висел на стенном крючке позади него. Его ноги были закинуты на стол, а из уголка рта свисала свежая незажженная сигара. Элизабет заметила, что в магазине А Кена он приобрел дешевую на вид бутафорию. Дверь была открыта, но она сочла неуместным заходить прямо в его кабинет, поэтому постучала в дверной косяк.

– А, мисс ван ден Брук! – сказал он, спуская ноги. – Входите, входите! Итак, что вы приготовили?

Рука Элизабет слегка дрожала, когда она протягивала ему статью, но Фергюсон, казалось, этого не заметил. Он нетерпеливо схватил ее и положил на стол. Склонившись над страницами, время от времени шевелил губами, пока читал. Она стояла посреди комнаты, наблюдая и прислушиваясь к тиканью настенных часов у него за спиной. В механизме было что-то странное; у них был другой ритм, так что вместо «тик-так» они звучали, как «тик-т-так», «тик-т-так». Она знала, что это всего лишь машина, но казалось, что она насмехается над ее попытками превзойти ожидания, которые не присущи ее полу, и сделать что-то важное в своей жизни.