Кинжал Клеопатры

Хоть она никогда никому не рассказывала, но Элизабет не была девственницей. Она точно знала, что происходит. Она чувствовала его настойчивое желание сквозь ткань своего нижнего белья, когда он доставлял себе удовольствие правой рукой, удерживая ее левой. Она боролась и извивалась, но безрезультатно. Он только сильнее прижал ее к металлическому шкафу. Его ворчание становилось громче, дыхание хриплым и неровным по мере того, как он увеличивал темп самоудовлетворения. Наконец он достиг кульминации, застонав и рвано задышав.

И тут произошло самое странное из всего: он рассмеялся. Тихий смешок, почти как у женщины, походил больше на чувство облегчения, чем радости. Его тело на мгновение обмякло, а затем он набрал в легкие воздуха и снова рассмеялся, на этот раз более зловеще, торжествующе. Развязав ткань на ее запястьях, он выдернул кляп у нее изо рта, открыл засов и выскользнул, захлопнув за собой дверь, не раскрывая своей личности.

Она повернулась и потянула за дверную ручку, но та была заперта с другой стороны. Она стучала и кричала, и через пару минут дверь открылась. На пороге появился рабочий, одетый в комбинезон и ботинки, с озадаченным выражением лица. В правой руке он держал гаечный ключ, а в левой – моток веревки.

– Что с вами случилось, мисс? – Он был крупным, молодым и румянолицым мужчиной, с гладкими пухлыми щечками. Его карие глаза были серьезными и добрыми, и она чуть не расплакалась при виде него.

Ее первым побуждением было рассказать ему все, но разум восторжествовал. Она ясно видела, к чему приведет такое признание, как это повлияет на карьеру, как будет выглядеть в глазах коллег и кого те обвинят. Она слышала голоса осуждения. Ей не следовало посвящать себя мужской профессии. Она заслужила то, что получила. Так ей и надо, сама поставила себя в такое положение. Ей следовало догадаться о последствиях. Когда дело доходило до работы, она была немногим лучше обычной шлюхи.

Сдерживая слезы, грозившие подступить к глазам, она шокировала саму себя, сделав то, что всего несколько минут назад сочла бы невозможным: она посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

– Это может показаться довольно глупо, но я случайно заперлась, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал ровно.

Он склонил голову набок.

– Как вам это удалось?

– Когда я закрывала дверь, то услышала, как задвигается засов, – сказала она, остро осознавая, насколько абсурдно это звучит. – Это было глупо с моей стороны, – добавила она с фальшивым смешком, понимая, что актриса из нее никудышная.

Однако ее жалкая ложь, казалось, удовлетворила его – он снисходительно улыбнулся. Она подумала, что он собирается сказать что-то о женщинах на этой работе, но он только усмехнулся.

– Не берите в голову, мисс, однажды я заперся в собственном подвале. Пришлось пилить себе путь наружу. Так и испортил хорошую дверь.

– Спасибо вам за то, что спасли меня, – сказала она с искренней благодарностью.

– Не берите в голову. Этот замок нужно немного смазать, чтобы подобной ситуации больше не повторилось – я прослежу за этим.

– Большое вам спасибо. Вы очень добры.

– Я делаю свою работу, мисс, – сказал он, вежливо приподнимая кепку, прежде чем продолжить путь по коридору.

Наблюдая, как он удаляется, Элизабет порадовалась, что ничего не сказала. Она не будет заклеймена как «падшая женщина». Она прекрасно знала, как все устроено, чтобы понимать, что ее слово ничего не будет стоить против слова нападавшего, кем бы он ни был. Несколько минут она стояла в пустом коридоре, ей хотелось кричать, рыдать, выть, как раненому животному. Не было никакого способа доказать, кто сделал это с ней, но она подумала, что у нее появилась довольно хорошая идея.

Элизабет обладала необычной способностью – если это можно так назвать – откладывать тяжелые или ненужные чувства в сторону до тех пор, пока она не сможет с ними справиться. Стоя в коридоре здания газеты, она поняла, что сейчас эта способность нужна ей больше, чем когда-либо. Это был самый важный день в ее карьере – она одержала победу, ее имя появилось на первой полосе газеты. Ей нужно было войти маршем в офис Кеннета Фергюсона, заявить о своей победе и дать понять, что она намерена продолжать писать об этой истории, куда бы она ни привела.