Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь!

— Не знаю… — Опершись на плечо Степана, Ирина нырнула в тесный проход под тент катера. Катер отвалил от пристани.

— До встречи! — крикнула вдруг Ирина и тут же на себя рассердилась. Вообразит еще, что покорил ее своей Золотой Звездой!… Но на душе было радостно. Хорошо, что она пошла в санаторий.

Степан смешно хмурился и молчал. Ирина допытывалась, что же могло испортить ему настроение. Только около дома он пробурчал:

— Чего говорить-то… Если бы я был Героем Советского Союза…

Милый, милый мальчишка! Он уже ревновал ее к Вадиму. Она засмеялась.

— Мы сходим еще в санаторий, Степа, а?

— Нет… Мне к экзаменам надо готовиться…

Кто бы мог подумать в ту ясную, бархатно-темную южную ночь, что ее спутнику, мечтавшему об открытии новых, таинственных миров, почти мальчику, выпадет иная судьба — жестокая и неотвратимая… Но сейчас над ними горели яркие звезды, разбросанные до самого горизонта, как это бывает на юге. Выбирай любую!

И опять Ирина в одиночестве сидела у скалистого Паруса, поросшего яркими, желтыми дроками. Но теперь она думала о Вадиме. Она пыталась представить его лицо. Глаза серые… Густые ресницы… Раздвоенный подбородок… Ямочки на щеках, как у девчонки, когда смеется. «…Герой с ямочками!… Интересно, сколько ему лет… И когда он успел получить Героя? Может быть, за спасение челюскинцев? Почему я все время о нем думаю?… Уж не влюбилась ли с первого взгляда!…»

Прошло еще несколько дней. Как-то утром Ирина пришла на море несколько позже обычного. Она вышла из зарослей держидерева и растерянно остановилась: на ее месте у скалы сидел Вадим. Ирина торопливо запахнула полы желтого платья-халатика и принялась застегивать пуговицы.

— Все-таки я вас нашел! — торжествующе воскликнул Вадим. — Три дня плавал вокруг да около.

— Но как вы узнали?

— Информация — мать интуиции, — засмеялся Вадим. — Вы же сказали, что живете, как Робинзон, под скалой, похожей на парус. Вот я и нашел. Решил стать вашим Пятницей.

Досадуя на собственное смущение, Ирина колко спросила:

— И много у вас пятниц на неделе?

— Ну зачем вы так!… Я очень хотел вас увидеть.

— А где же ваша Звезда? — не унималась Ирина. — Взяли бы в море покрасоваться.

— Не к чему привинтить, — мрачнея, ответил Вадим. — Вы, оказывается, колючая…

«Зачем, зачем я все это говорю?» — подумала Ирина, глядя в огорченное лицо Вадима.

— А это что? — указала она на его плечо, рассеченное глубоким шрамом.

— Тоже для красоты…

— А все-таки?

— Это под Мадридом, в Испании…

Уселись на солнцепеке, Вадим рассказывал: был добровольцем, долго повоевать не пришлось, всего несколько месяцев. Зацепило в бою, когда выбросился с парашютом из подбитой машины. Лежал в госпитале в Аликанте. Чудесный такой городок с приморским парком из финиковых пальм… Рана оказалась серьезной, отправили в Союз. Теперь все в порядке, скоро опять в часть…

Вадим вдруг шутливо прищурился, оглядывая Ирину:

— Как это вам удалось подобрать платье под цвет этих дроков?!.

Ирина взглянула на дроки, потом на свой халатик.

— И правда! А я, однако, и не заметила!…

— Вы и еще многого не замечаете… однако. — Он не утерпел повторить ее сибирский говор.

На той стороне прозвучал гонг. Неужели уже полдень?! Вадим вплавь отправился на свой берег.

Вечером он встретил Ирину на пристани у балюстрады. Они долго гуляли по набережной, а утром Вадим снова приплыл к скалистому Парусу…

Время вдруг потекло со стремительной быстротой. До полудня они загорали на берегу среди желтых дроков и ненаписанных скрижалей, вечерами гуляли в парке на той стороне бухты. Так прошло две недели. Ирина жила как в голубом тумане, охваченная праздничным, неизведанным чувством. Но почему-то, когда Вадим впервые, как бы шутя, обнял ее за плечи, она резко отстранилась.

— Все правильно! — смущенно улыбнулся Вадим. Стараясь преодолеть неловкость, невпопад сказал: — Не зря говорят, что в Сибири цветы без запаха, женщины без огня… Ты же сибирячка.

Ирина долгим взглядом посмотрела на Вадима.

— Не надо так, прошу тебя! Я не переношу банальности.

Она поднялась с циновки и пошла в воду. Конец дня был испорчен.

На следующее утро о размолвке забыли. Вадим вспоминал об Испании, о товарищах, Ирина рассказывала про Сибирь, о поездке в Монголию, говорили о море и просто так — ни о чем. Ирина вспомнила об Оксане, Кондратове, о художнике Рерихе и его общине, о том, чем кончилась любовь Оксаны.

— Где же она теперь? — спросил Вадим.

— Не знаю. Она исчезла внезапно. Оставила мне непонятную записку: «Страшнее всего, когда убивают чувство. Теперь я знаю, что делать, мне поможет художник Рерих…» Может быть, она решила идти в Гималаи.

— А этот… Кондратов?

— Я больше его не видела.

Так же неожиданно опять прозвучал гонг на другом берегу. Прощаясь, Вадим шутливо сказал:

— А вообще-то ты желтая опасность и дроки тоже…

— Опять за свое! — Ирина нахмурила брови, потом рассмеялась: — Но ведь ты говорил, что не боишься опасностей…