Киплинг

В 1920—1930-е годы слава писателя существенно опережает его литературные достижения. В этот период к титулу почетного доктора Оксфордского университета Киплинг прибавляет не менее значимый пост члена совета кембриджского колледжа Святой Магдалины. В 1921 году он становится почетным профессором («мастером») Сорбонны, где в ноябре в торжественной обстановке читает лекцию «Добродетель Франции», а затем и доктором Страсбургского университета. Его, вслед за Вальтером Скоттом, Джорджем Мередитом и Томасом Гарди, награждают золотой медалью Королевского литературного общества, он неизменный участник заседаний Королевской академии искусств, только по одному его роману «Свет погас» снимаются три фильма. В 1927 году стараниями его школьного друга Данстервилла создается Киплинговское общество, которое выпускает ежегодник «Киплинг джорнэл» и на сегодняшний день насчитывает больше тысячи членов. Киплинг — почетный член самых заметных лондонских клубов — «Атенеума», «Авторского», «Бифстейк-клаб» — даром что бифштекс ему, язвеннику, строго противопоказан. Ему, как мы знаем, благоволит сам король. После двух встреч во Франции Киплинг и Георг V, встретившись однажды в одном частном доме, проговорили, к недоумению и зависти гостей и хозяев, весь вечер, а спустя несколько недель Киплинг получил приглашение провести уик-энд в королевской загородной резиденции Балморал. Киплинг снабжает короля-книгочея книгами, которые тот возвращает владельцу аккуратно надписанными августейшей рукой, и даже как-то раз сочиняет монарху его традиционное рождественское радиообращение.

Не покидает Редьярда и Кэрри и «охота к перемене мест». Оставив разросшееся хозяйство на надежнейшую и преданнейшую Дороти Понтон, пожилая чета объездила на машине всю Англию и Шотландию, к Франции, которую они в тридцатые годы исколесили вдоль и поперек, добавились Испания, Италия, Чехословакия. Побывали они и в Алжире, и на Сицилии, и в Судане, описанном в «Письмах из путешествий», уже во второй раз в Египте, в Палестине и даже на Ямайке и в Бразилии, откуда автор «Маугли» и «Кима» регулярно посылал «Бразильские очерки» в консервативную «Морнинг пост», свою самую любимую лондонскую газету.

Пишет Киплинг во время путешествий и для себя самого, не в газету, а в записную книжку — когда-нибудь, дескать, пригодится. Эти его путевые заметки сочетают в себе дотошные, как в туристических справочниках, сведения об отелях, дорогах, цифрах на спидометре и погодных условиях с оригинальными, красочными, порой забавными наблюдениями и впечатлениями. Эти подробности писатель приберегал для рассказов, но хороши они и сами по себе.

Вот, например, что он пишет в уже цитировавшихся «Французских сувенирах»: «Вас-то мы приютим, мсье, — заверил нас местный крестьянин, когда мы подъехали к его дому. — Вас, но не Ваш автомобиль. Он перепугает наших лошадей». Или: «Прохожие здесь, стоит им оказаться на проезжей части, напоминают буйно помешанных, они шарахаются от машин и на всю улицу кричат: „Assasin!“»[33].

А вот отрывок из письма Райдеру Хаггарду от 14 марта 1925 года: «Весь пейзаж вокруг Гавра похож на только что испеченный (и довольно дешевый) свадебный торт, слегка припорошенный пудрой, то бишь снегом. Снега ровно столько, чтобы не суметь удержать на скользкой дороге машину Сена же напоминает сплав олова со свинцом, текущим между сверкающих на солнце берегов…»

Запись в дневнике от 22 марта: «И, наконец, в самом конце дождливого дня мы в Шартре. Великая серо-синяя громада собора занимает собой, кажется, пол-Франции. Нашу старую гостиницу, отчего мы пришли в бешенство, модернизировали, и ее заполнили ouvriers[34]

, а также запах краски, бензина и чудовищный шум. В собор мы вошли в сгущающихся сумерках, и мнилось, будто проникаешь в самую сердцевину драгоценного камня…»

«Мне нравятся испанцы зато, что остальной мир их нисколько не интересует, но любить я их не могу…»

«…Через пару часов вы в Лурде. Такие же гладкие бело-голубые гроты в горах, но вместо выгравированных тотемов — лаванда и белый лик Мадонны на том самом месте, где Бернардетте, крестьянской девушке, было видение. И вся гладкая, узловатая отвесная скала тесно уставлена бессчетными свечами, что вспыхивают и угасают, точно дети человеческие… В густых садах утопает церковь с монастырскими гостиницами по бокам, где летом увечные, лежа, ждут, когда же их вылечат. Зимой чудес не бывает».