Кирилл и Мефодий

Константин не ожидал столь прямого вопроса. Он оперся на перила и, опуская взгляд, чтобы смотреть ей прямо в лицо, медленно заговорил:

— Однажды орел парил в небе и решил спуститься к сердцу земли, но там, в долине, где пел ручей прозрачнейшей и сладчайшей воды, он увидел змею, греющуюся на солнце. Ощутив тень от его крыльев, змея приподняла голову и по какому-то странному совпадению встретила его теми же словами, что и ты: ты уже забыл меня?.. Что мог ответить орел, как не напомнить ей, что слева, на его груди, еще не зарубцевались следы ее зубов? В сущности, это притча, но, как ты и сама видишь, иногда притчи повторяются в жизни, поэтому слова орла, думается мне, — лучший ответ на твой вопрос.

Ответ огорчил Ирину. Она отпустила платье — любопытные золотые туфельки скрылись, как вспугнутые. По всему было видно, что разговор будет не из приятных, но раз уж она приехала сюда, то должна понять, что думает о ней Константин и не живет ли за его обидой прекрасная надежда — она остается любимой, хоть и чужой. А так как она, будучи красивой женщиной, была не в состоянии поверить, что кто-либо может отвергнуть ее, то, выдержав холодный взгляд его голубых глаз, сказала:

— И все же у орлов свой далекий мир и далекое небо, недоступное для людей. Я не орлов спрашиваю, а тебя, так как наш дом — земля, а любовь — наше утешение. Я приехала найти это утешение и чувство нашей давней радости...

— Умер глупец. Собрались все глупцы у могилы — решать, умер он в действительности иль нет. И сказал один из них...

— Хватит притч! — прервала его Ирина. — Я понимаю, ты все еще не можешь простить меня и горишь желанием отомстить.

— Отомстить? — Константин поднял брови. — Ты ошибаешься, Ирина. Меня давно покинули и любовь, и жажда мести. Я многое понял и оставил мир с мелочными человеческими страстями. Порой лишь вижу образ одной чистой девушки, но он ничего общего с тобой не имеет. И сны мои спокойны и светлы...

— А я, я не могу уснуть! — горестно обронила она и. Словно стыдясь признания, опустила голову.

Константин уловил в ее словах горечь покинутой и отвергнутой женщины. Что-то теплое поползло к его глазам и растопило льдинки. Осталась синь летнего неба. Чтоб прогнать минутную слабость, он, ударив рукой о перила, продолжал:

— Однажды торговец пожаловался Соломону: «Повелитель, почему я не могу спать?» А мудрец ему ответил так: «Потому что совесть твоя нечиста!»

Это были тяжелые слова, Константин сам испугался их и решил уйти, но где-то в душе зазвучал голос справедливости: «Спроси ее, почему она молчит?» И он спросил. Впервые он видел Ирину такой — робкой, чем-то напуганной. Она не оправдывалась, не наступала, она проходила свой путь падения. И ответ ее звучал смиренно:

— Молчу, ибо целую твой голос. Теперь я понимаю, что потеряла и чем заменила потерянное, и совесть моя рыдает, а сердце разрывается при мысли о моих черных обманах, осквернивших дорогу к тебе. И если я здесь, то лишь потому, что хочу, чтобы ты забыл про мою вину. Камень грешных своих дней я буду нести всю жизнь одна. Прости меня. Константин, верни хоть надежду, что любишь меня...

— У тебя же есть Варда!

— Варда — это дурман для всех глупых и наивных, таких, как я. Много ли надо девушке, чтобы поддаться увлечению знатностью, особенно если эта знатность сама встает на ее пути и предлагает соблазны глупой суеты? Поверь. Константин, если бы ты был в Царьграде, этого не случилось бы...

— Ирина, ты хочешь свалить всю вину с себя и предстать передо мной единственным обманутым зрителем?

— Я зритель лишь сейчас, Константин... Участница игры, я поняла, что жажда славы, почестей и роскоши, страстное стремление обладать золотой диадемой были всего лишь химерическим сном, который рассеялся с наступлением дня. А днем я поняла свое одиночество и свое падение. Но я не буду тебе лгать, что поняла это уже в первое же утро — так было бы подло с моей стороны. Все это я осознала в последние дни моего прозрения — и ты остался моим единственным светом... Теперь я вырываюсь из страшного вихря, — вихря, который должен был возвысить меня так, чтобы все завидовали мне...

— Вихрь забросил тебя в постель сына Варды...

— Таков был путь в мир моей мечты, я стала снохой сильнейшего человека империи...

— Снохой ли?

— Я понимаю, ты хочешь растоптать, унизить меня. Ты видишь во мне лишь опозоренную, ненавидимую тобой женщину, но одного я хочу: чтобы ты не забывал, что я пушинка, которой довольно и ладони, если ладонь желанная и любимая, но я могу быть гневной тучей, низвергающей молнии на своего врага. В дни падения у меня было достаточно времени, чтобы понять все их хитрости и козни, я могу быть и любезной, и злой, если надо, но, разумеется, только за их спиной. Единственно с тобой могу я быть прямой, ибо ты знаешь меня бесчестной, а я ведь приехала исповедоваться и найти путь к тебе. Прости меня, и ты будешь иметь все, что имею я.

— Да что же ты имеешь?

— Страшную власть!

— И кесарева сына в постели...