Кит на заклание

Но что можно предпринять, я не знал, и нерешительность парализовала меня. Больше всего мне хотелось срочно связаться с Шевиллом или с кем-нибудь, кто умеет лечить китов и научит меня, что делать. Однако оставлять китиху одну на берегу было опасно. Я уже понял, что рыбак с острова Смолс ошибся и никто китиху не резал; но ведь она теперь совершенно беспомощна, и как только в городе узнают об этом, кое-кто наверняка решит, что настал самый подходящий момент прикончить пленницу. Поэтому оставить свою подопечную без охраны я боялся. Мог ли я объективно оценить, насколько глубоко проникли вирусы злобы и подозрительности в умы горожан, когда и сам я, как видно, не избежал этой заразы.

От дальнейших колебаний меня избавило появление в проливе полицейского катера. Дэнни Грин услышал, что китиха снова подверглась нападению, и, не побоявшись сильного волнения в заливе Шорт-Рич, пришел ее проведать. Дэнни бросил якорь, спустил ялик, и они с Мэрдоком подошли к берегу, где стояли мы с Куртом. Пока я объяснял ситуацию, Мэрдок глядел в бинокль на громадный неподвижный силуэт у противоположного берега. Когда я кончил, он опустил бинокль, обернулся, и я увидел выражение боли и гнева на его лице.

— Мы по-прежнему не имеем полномочий запретить лодкам входить в заводь, — сухо сказал он. — Но пока я здесь, ни один человек не приблизится к китихе!

Я поблагодарил его и сделал шаг в сторону нашего баркаса. И в эту секунду до меня снова — в четвертый, и в последний раз — донесся голос финвала. Это был все тот же глухой и загадочный гул, родившийся словно где-то далеко от нас — в глубине моря, или в толще скал, или в самом воздухе. Низкий, дрожащий стон раздался над Олдриджской заводью, и все мы отчетливо услышали его, несмотря на вой ветра в холмах полуострова Ричардс-Хэд.

Никогда в жизни я не слышал крика, полного такой безысходной тоски.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Возвращаясь в Мессерс, мы причалили в бухте Фирби-Ков, и я забрал с почты еще один мешок писем — в основном это были письма от людей, сочувствующих нашей китихе. Я закинул мешок на спину и торопливо зашагал к причалу, но по дороге встретил знакомого. Человека этого я знал с тех пор, как мы поселились в Бюржо, и всегда относился к нему с величайшим уважением. Я вспомнил, что всего несколько дней назад мы с ним говорили о китихе: он жалел ее и одобрял мои попытки спасти животное. Однако теперь в ответ на мое приветствие он сплюнул на снег, всего в нескольких сантиметрах от моего башмака.

— Что это значит, Матт? — поразился я.

— А то и значит, что являются тут всякие, порочат честных людей! Всему городу житья не дают!

Он был крупный мужчина, и в голосе его звучала такая злоба, что я невольно сделал шаг назад, но тут же понял, что Матт не собирается пускать в ход кулаки. Он, видимо, считал, что на первый раз можно обойтись словами.

— Чтоб вы провалились со своей китихой! Ну да с ней теперь покончено. Да и с вами тоже. В Бюржо вам больше нечего делать. Так и знайте! — и, отвернувшись, он зашагал прочь.

Потрясенный этим выпадом, я пошел к берегу, где меня ждал баркас и, как оказалось, еще один сюрприз: выйдя со своим мешком к причалу, я обнаружил, что Курт разговаривает с четой врачей из городской больницы. Когда я приблизился, они обернулись ко мне.

— Курт рассказал нам, что китиха больна, — дружелюбно и даже озабоченно обратился ко мне врач-мужчина, заместитель мэра Бюржо. — По описанию похоже на сепсис. Чем мы могли бы вам помочь?

Я был поражен. Еще недавно супруги откровенно высказывались за убийство китихи, и вдруг — полный поворот кругом... в точности, как Матт, только в противоположном направлении. Вот поди и разберись, что происходит! Те, кого я считал своими «кровными» братьями, обернулись против меня, а «кровные» враги предлагают мне свою помощь. Впрочем, в тогдашней ситуации я принял бы помощь от самого дьявола.

— Помочь?.. Надо подумать. А что, если применить антибиотики? Это возможно?

Ответила мне супруга заместителя мэра — женщина порывистая и агрессивная.

— Все возможно, — сказала она. — Только для такой громадины у нас в больнице не наберется антибиотиков даже на одну инъекцию. Достаньте лекарства, тогда посмотрим.

— Отлично, — сказал я. — Постараюсь что-нибудь раздобыть.

Войдя в дом, я сел писать бюллетень для прессы, и через двадцать минут я его закончил. Получилось резкое, обличительное сообщение, из которого было ясно, что гнев взял надо мной верх. В первой же фразе объявив, что огнестрельные раны привели к заражению крови и что китиха находится в весьма критическом состоянии, я в самых образных выражениях описал ее невыносимые мучения, длящиеся уже несколько дней, и заключил просьбой прислать в Бюржо антибиотики, шприц и иглы, чтобы мы могли «попытаться загладить свою вину за чудовищный поступок некоторых наших сограждан, причинивших плененному животному безмерные страдания».

Прежде чем передать по телефону этот текст, я показал его Клэр. Она пришла в ужас.