Китайская головоломка

В книге французского писателя Клода Руа приводятся высказывания некого европейца, прожившего в Китае двадцать пять лет. «Спектакли китайского театра на радуют зрение и слух человека цивилизованного, — безапелляционно заявляет он. — Это непрекращающийся, пронзительный вой инструментов и визгливых голосов, на фоне которого в течение долгих часов перед зрителями — в сущности, большими детьми — развертывается наивная и бессвязная интрига. Сидеть неудобно, раздражает вонь в зале, шум, уродство и пестрота костюмов, нелепость пьес. Европеец не выдерживает и уходит, к великому удивлению сынов Небесной империи, недоумевающих, как можно так легко отказаться от подобного «удовольствия».

Роберту Пейну, автору известного «Китайского дневника», также показалась излишне шумной, скучной и растянутой китайская опера, поставленная по роману «Речные заводи». На ее просмотр он попал в Яньани по приглашению Мао Цзэдуна. И все же он получил удовольствие, но не от того, что творилось на сцене, а от того, как реагировал на это Председатель КПК.

«Когда в одной сцене этой пьесы, — пишет Роберт Пейн, — феодальный властитель стал поносить и унижать предводителя крестьянских войск, Мао Цзэдун страшно разволновался». Такая реакция Председателя КПК, по словам Пейна, объяснялась тем, что героические приключения восставших крестьян и их предводителя он проецировал на действия крестьян-бойцов своей армии. Он чувствовал себя историческим преемником великих предводителей бунтовщиков китайской древности. Он заимствовал из древних романов, и в частности из этого, по которому была поставлена опера, все, что считал полезным для развернутой им партизанской войны, для определения ее стратегии и тактики.

В среде тех, кто профессионально занимался изучением Китая, традиционный театр Поднебесной воспринимался и оценивался иначе.

«Я думаю, — утверждал один из крупнейших знатоков Китая В. М. Алексеев, — что можно, не боясь преувеличений, назвать Китай «страной театра». Вряд ли найдется на свете другая страна, где любовь к театральному действию так органически пропитывала бы всю жизнь народа». Восхищаясь художественными достоинствами этого древнейшего искусства, он заявлял, что «китайский театр по своей популярности, вероятно, первый в мире».

Сродни традиционному театру Поднебесной и национальная живопись гохуа. В ней также господствует дух символов и аллегорий. В ней все не так, как у других.

Изображенная художником свеча не столе подсказывает, что на дворе темным-темно, глубокая ночь. А распустившийся цветок сливы символизирует приход весны. Бамбук с качающимся от ветра стволом и трепещущими листиками на картине китайского художника не просто искусная зарисовка, но, прежде всего, — олицетворение человеческого характера. Ведь для китайца бамбук — это воплощение образа благородного и прямого человека.

Пион в традиционной китайской живописи — символ человеческой красоты, а также богатства и почестей. Шумную, бестолковую и беспокойную, по нашему мнению, сороку китайцы воспринимают только лишь как символ счастливых вестей. Особое отношение у них к лотосу: для них это знак незапятнанной чистоты и целомудрия. А два цветка лотоса на одном стебле — олицетворение верных и неразлучных супругов. Этот же смысл вкладывается в изображение селезня и утки.

Если на картине соседствуют цветы сливы, ветка сосны, листья бамбука и распустившаяся хризантема, то это не случайный порыв художника, не спонтанный подбор понравившихся ему творений природы, а художественно-поэтическое изображение «четверки совершенномудрых» — четырех чистых, благородных и верных друзей, чья дружба прошла испытания временем.

Картины гохуа пробуждают у китайцев целую гамму чувств и мыслей о благородстве и совершенстве человека. Эти картины как бы предполагают соучастие зрителя в творческом замысле автора.

Однако неискушенному европейцу не так-то просто проследить полет мысли художника, отождествляющего мир человека с миром природы. Для этого нужно быть китайцем или хотя бы мыслить по-китайски.

Своеобразны, «не такие, как у других», и технические приемы, которыми пользуются художники гохуа. Их основными орудиями труда служат кисточка, тушь и специальная бумага, мягкая и волокнистая. Тушь для китайца сама по себе ценное произведение искусства. Небольшие продолговатые брусочки туши с вытесненными изысканными узорами пользуются большим спросом у коллекционеров.

Тушь разводится в изящных сосудах-тушечницах. Так художники подбирают нужный цвет, нужную консистенцию. Различаются сотни видов туши, которые позволяют получить бесчисленное множество оттенков. Это доказал, в частности, известный живописец XVII века Чжу Да, работы которого по сей день вызывают восхищение.