Читаем Китайский массаж полностью

Хоть оба они и работали в Шэньчжэне, но в разных салонах, и на самом деле с трудом выкраивали время для встреч, а если и удавалось встретиться, то лишь на чуть-чуть, и времени хватало только на несколько поцелуев. Сяо Кун больше всего любила целоваться, прямо-таки обожала, и каждый раз ей казалось мало. Потом стало получше: помимо поцелуев появились какие-то нежности, например, пригладить друг другу волосы или изучить друг у друга руки. У Сяо Кун ручки были действительно маленькие, мягонькие, с острыми пальчиками, похожими по форме на перья зелёного лука, но имелся один существенный недостаток: на суставах большого, указательного и среднего пальцев образовались небольшие уплотнения. Ничего не поделаешь, у всех профессиональных массажистов та же проблема. Однако доктор Ван быстро понял на ощупь, что тут что-то не так. У Сяо Кун кость пальца была не прямой, а, начиная со второго сустава, искривлялась в сторону. Доктор Ван слегка потянул за пальцы — они вроде прямые, но стоит разжать руку, снова искривляются. Короче говоря, кисть Сяо Кун уже серьёзно деформирована. Разве ж это рука? А? Сяо Кун, разумеется, и сама знала, что с суставами не всё в порядке, потому смутилась и попыталась отдёрнуть руку, однако доктор Ван держал крепко, куда уж ей справиться. Он держал и не отпускал.

Сяо Кун уродилась маленькой и худенькой, ей вообще-то и не стоило заниматься массажем. Клиенты всякие бывают. Некоторые нормальные, неженки — чуть их тронь, сразу у них всё чешется и болит, но есть и другие — толстокожие и непробиваемые. Если таким массаж делать легонько, то им мало, морду кривят и напоминают: «Посильнее давай, посильнее!» С такими товарищами доктору Вану приходилось сталкиваться. Классический пример — здоровяк из Африки. Этот африканец по-китайски говорил неважно, но одно слово произносил очень чисто: «Сильнее!» Через час работы даже такой крепко сбитый парень, как доктор Ван, выматывался так, что пот стекал ручьями. Понятное дело, пальцы Сяо Кун деформировались из-за постоянных усилий. С её силёнками, с её искривившимися пальчиками разве может Сяо Кун пахать каждый день по четырнадцать-пятнадцать часов?

— Сильнее! Ещё сильнее!

Доктор Ван схватил запястье Сяо Кун, потрогал пальцы девушки, и сердце сжалось, а потом он вдруг размахнулся её рукой и с треском влепил себе пощёчину. Сяо Кун здорово перепугалась, но сначала даже не поняла, в чём дело, а когда поняла, уже было поздно. Доктор Ван, казалось, вошёл во вкус и хотел повторить, но Сяо Кун вцепилась мёртвой хваткой, прижимая его голову к груди и со слезами приговаривая:

— Ты чего это? Тебе-то что за дело?

Вложить деньги в фондовый рынок было своего рода авантюрой, и, по правде говоря, доктор Ван долго не мог решиться. Но стоило вспомнить руки Сяо Кун, как хотелось срочно разбогатеть, и доктор Ван жалел, что нельзя утром вдруг проснуться миллионером. Какие бы бешеные деньги ни крутились бы в начале года, застревая между пальцами, пальцев-то всего десять, так что между ними может застрять лишь восемь купюр. Но когда год уже перевалил за середину, на доктора Вана снизошло озарение, и он вспомнил о существовании рынка акций. Деньги, конечно, сумасшедшие, но всё равно это мелочь, бумажки, а безумные деньги уже и не деньги, а бумаги, ценные бумаги. А уж если ценные бумаги с ума посходят, то тут одними стойками на руках и кувырками через голову не обойдётся, уж взлетят так взлетят — вот где настоящее безумие! Доктор Ван во время сеансов частенько слышал, как клиенты обсуждают рынок ценных бумаг, и у него сложилось очень странное впечатление. Вроде как понятно, но при этом туманно — с одной стороны безумие, но всё реально, хоть и верится с трудом. Короче, можно рынок ценных бумаг охарактеризовать такой рифмой: «Когда деньги сами в руки плывут, только дурни откажутся и не возьмут». Почему бы не попробовать? Почему бы и нет?! Если завтра рынок акций взовьётся до небес, то ведь уже послезавтра с утра доктор Ван полетит в Нанкин вместе с Сяо Кун? Доктор Ван крутил шеей, хмурил брови, задирал башку к небу, а потом взял свою кубышку и с грохотом разбил.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека китайской литературы

Устал рождаться и умирать
Устал рождаться и умирать

Р' книге «Устал рождаться и умирать» выдающийся китайский романист современности Мо Янь продолжает СЃРІРѕС' грандиозное летописание истории Китая XX века, уникальным образом сочетая грубый натурализм и высокую трагичность, хлёсткую политическую сатиру и волшебный вымысел редкой художественной красоты.Р'Рѕ время земельной реформы 1950 года расстреляли невинного человека — с работящими руками, сильной волей, добрым сердцем и незапятнанным прошлым. Гордую душу, вознегодовавшую на СЃРІРѕРёС… СѓР±РёР№С†, не РїСЂРёРјСѓС' в преисподнюю — и герой вновь и вновь возвратится в мир, в разных обличиях будет ненавидеть и любить, драться до кровавых ран за свою правду, любоваться в лунном свете цветением абрикоса…Творчество выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (СЂРѕРґ. 1955) — новое, оригинальное слово в бесконечном полилоге, именуемом РјРёСЂРѕРІРѕР№ литературой.Знакомя европейского читателя с богатейшей и во многом заповедной культурой Китая, Мо Янь одновременно разрушает стереотипы о ней. Следование традиции классического китайского романа оборачивается причудливым сплавом СЌРїРѕСЃР°, волшебной сказки, вымысла и реальности, новаторским сочетанием смелой, а РїРѕСЂРѕР№ и пугающей, реалистической образности и тончайшего лиризма.Роман «Устал рождаться и умирать», неоднократно признававшийся лучшим произведением писателя, был удостоен премии Ньюмена по китайской литературе.Мо Янь рекомендует в первую очередь эту книгу для знакомства со СЃРІРѕРёРј творчеством: в ней затронуты основные РІРѕРїСЂРѕСЃС‹ китайской истории и действительности, задействованы многие сюрреалистические приёмы и достигнута максимальная СЃРІРѕР±РѕРґР° письма, когда автор излагает СЃРІРѕРё идеи «от сердца».Написанный за сорок три (!) дня, роман, по собственному признанию Мо Яня, существовал в его сознании в течение РјРЅРѕРіРёС… десятилетий.РњС‹ живём в истории… Р'СЃСЏ реальность — это продолжение истории.Мо Янь«16+В» Р

Мо Янь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее