Читаем Кью полностью

— Знаю. Была договоренность, что я поеду в Падую распространять книгу между друзей Донцеллини и Строцци. И я это сделал. Но я добился еще и многого другого.

Багровый цвет бледнеет, взгляд тухнет, круглая голова Перны клонится к столу, ярость сменяется отчаянием.

Убитым голосом он просит:

— Расскажи мне все с самого начала и не упускай ничего.

Мы наливаем себе граппы. Перна осушает первую рюмку и сразу же наполняет следующую.

— Есть одна шишка, крупнейший банкир, заинтересованный в предприятии с «Благодеянием». Он предложил свою торговую сеть для распространения книги.

Взгляд Перны светлеет — он возвращается к жизни.

— Он может осуществить ее перевод на хорватский и французский языки.

Кажется, даже его уши стали торчком.

— У него есть контакты с крупнейшими издателями и даже с подпольными типографиями в Венеции и за ее пределами.

Его глаза светятся.

— К тому же он хочет увеличить тираж по крайней мере на десять тысяч экземпляров.

Перна подпрыгивает на стуле:

— И чего вы ждете? Когда вы представите меня ему?

— Спокойно, спокойно. Биндони не захотел с ним знаться, он сказал, что это слишком большая рыба, что нас попросту раздавят…

— Его действительно раздавят! Из-за его глупости! Кто этот банкир, как его зовут?

— Это маран, сефард португальского происхождения. Жоау, или Жуан, Микеш: он вел дела императора… Он живет в палаццо на Джудекке.

Перна вскакивает:

— Пусть Биндони обосрется. Говорил же я тебе, «Благодеяние» — грандиозное предприятие, и если мелкий, посредственный книгопечатник не хочет этого понять, это его дело. — Он прохаживается по залу, разговаривая сам с собой: — В одном деле с евреями… В одном деле с величайшими дельцами… Аферистами всего мира…

***

Франческо Строцци. Римлянин. Образованнейший, культурнейший человек, читал Лютера.

Джироламо Донцеллини. Римлянин. Образованный, скрытый лютеранин. Знаток древнегреческого. Занимается новой наукой. Он начинал на службе у кардинала Дуранте де Дуранти. Бежал из Рима, потому что испанский монах, работавшим переписчиком, выдал его инквизиции.

Пьетро Кокка. Интеллектуал из Падуи. Обладатель одной из самых обширных и структурированных библиотек во всей Венецианской республике. С энтузиазмом приобрел и «Благодеяние Христа».

Эдмонт Харвел. Английский посол в Венецианской республике. Повертел томик в руках, озадаченный и воодушевленный одновременно. Он изучал меня с большим вниманием, чем остальные, стараясь понять, кто я такой.

Бенедетто дель Борго, юрист, Маркантонио дель Бон, Джузеппе Саттори, Никола Александрийский.

Состоятельные образованные люди, обожающие Кальви на и самих себя.

Идиоты.

Бесполезные идиоты.

Они не обращают внимания на расставленные сети и подводные камни, они обожают лишь собственный словесный понос и обсуждение красивых идей. Им предназначено стать первыми жертвами в войне идей.

Их дыхание должно смутить умы уважаемых людей, затуманить салоны. Даже хорошо, что они сами не понимают, о чем рассуждают, важно, чтобы они продолжали говорить.

В тумане разрастающейся распри будут незаметны наши маневры.

Открываются новые перспективы, более широкие. Известия, приходящие с Тридентского собора, подтверждают очевидную слабость чересчур честных спиритуалистов. Они не бойцы, они лишь отражают мнение о церкви всех этих венецианских писателей и интеллектуалов. Нужно хорошенько потрясти их, но как? Я никогда не претендовал на то, чтобы разыгрывать столь грандиозную партию, а еще меньше предвидел, что у меня будет столь могучий союзник, как еврей Микеш, не меньше меня заинтересованный в сдерживании наступления инквизиции.

Какой будет моя роль? Оставаться незамеченным, чтобы другие могли идти в битву? Подталкивать спиритуалистов так, чтобы они сами не подозревали об этом?

В общем, стоит наблюдать за вражеским лагерем: распылять его силы, выявлять вождей, попытаться понять стратегию.

Глава 16

Венеция, 1 августа 1546 года

На этой земле, которая и не земля вовсе, яркие цвета постоянно привлекают взгляд, как вызов, а повседневная одежда людей своими шутовски геометричными формами кажется предназначенной для дезориентации прохожих. Пудра, смешанная с румянами, высокие головные уборы, фантастические декольте и просто невероятная обувь. На каждой улице все постоянно проявляют сильнейшие эмоции и срываются, что выливается в неожиданные вспышки гнева, столь дорогие лишь жителям этого уникального города мира.

На этой земле, которая и не земля вовсе, женщины обладают властью менять развитие истории, благодаря постоянному взрывному воздействию на разум усталых мужчин. Что в очередной раз, как это уже было неоднократно, подтверждает мое искреннее убеждение в их необычайной силе, которую они черпают из — увы! — недоступных нам источников.

На этой земле, которая и не земля вовсе, где повсюду царят любопытство и напряжение, вызывающие сильные чувства, мне предстоит встреча с той, чья слава более всего подтверждает справедливость моих рассуждений, — с донной Беатрис Мендес де Луной.

Перейти на страницу:

Все книги серии CLIO. История в романе

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза