Кью

Затем все происходит слишком быстро, слишком неожиданно, под ясным небом, отражающимся в брусчатке мостовой.

Крохотная площадь неожиданно оживает, даже в воздухе ощущается какое-то необычное возбуждение. Молодые здоровяки с искаженными гримасами ярости лицами, словно безумные, выбегают с противоположных сторон: камзолы Ни колотти против камзолов Кастеллани. Первые оскорбления, ругательства, несколько ударов, в воздухе уже мелькают палки, затем клубок из переплетенных между собой тел сошедших с ума людей заполняет всю сцену.

Человек без лица, ошеломленный, спиной к стене пытается выбраться через узенький переулок, идущий вдоль церкви Сан-Джованни.

Рядом с ним, словно из-под земли, возникает гигантское создание, подталкивающее его в этом направлении. Человек без лица отступает, потрясенный невероятным зрелищем — женщина, высотой метра в два, в шляпе, перегораживающей весь переулок, над которой возвышается высоченная прическа Медузы Горгоны, с белым лицом и глазами, подведенными ярко-синим. Окрашенные кармином соски направлены прямо ему в лицо. Высоченные цоколи… Она выступает на них, как на ходулях, и смеется.

Человек без лица больше не верит собственным глазам. Он разворачивается и пытается ускорить шаг в постоянно сужающемся переулке.

В конце его ждет парнишка. Он изо всех сил машет ему рукой: идите же, господин, идите сюда.

Парнишке десять лет, и он знает, что ему делать.

Человеку без лица не остается ничего иного, как направиться к этому сияющему водопаду золотистых кудрей. Когда он видит открывающуюся справа дверь, ведущую во тьму, возвращаться уже поздно. Прямо ему в мошонку упирается нож, который этот парнишка держит твердой рукой.

Человек без лица больше не верит своим глазам.

Его передают брату-сефарду: лезвие кинжала теперь упирается ему в горло. У этого мужчины тонкие и правильные черты лица, на котором играет какое-то подобие улыбки. Дверь закрывается у него за спиной. Человек без лица спускается по узкой лестнице в направлении слабого света факела. Он ощущает прогорклый запах плесени, сырость пробирает его до костей.

Верный друг сефарда накидывает ему на голову капюшон и завязывает руки за спиной. Никто не произносит ни слова.

Его усаживают на неустойчивую скамейку.

Человек без лица больше ничего не видит, он утрачивает чувство времени. Брат-сефард говорит, что ему надо подождать, объяснения обязательно последуют — но в надлежащий момент, никак не раньше. Затем вновь повисает молчание.

Целую вечность спустя раздаются три удара в дальнем конце подвала. Брат-сефард и его друг берут его под руки, поднимают и волокут куда-то по узкому проходу. Человек без лица не оказывает никакого сопротивления: ноги больше не слушаются его. Он чувствует покачивание лодки на воде. Его грузят в лодку.

Горбун опускает шест в воду и направляет лодку в окутанный тьмой лабиринт каналов.

Человеку в капюшоне неизвестно, какая участь его ожидает.

Сефарда ждут в убежище, особняке, выходящем на Сакка-делла-Мизерикордиа. Человека в капюшоне высаживают из лодки и сопровождают в дом. Быстрые спуски и подъемы по лестницам, и его усаживают в удобное кресло.

Сефард сидит напротив. Человек в капюшоне чувствует аромат сигары и видит слабый свет.

У сефарда — изысканные манеры, он умеет ясно излагать свои мысли. Он говорит, что досадное положение пленника сделает всякого, даже самого сильного из мужчин, неспособным предсказать свое ближайшее будущее. Если же в подобное положение попадает тот, кто привык распоряжаться судьбами других, нетрудно представить, насколько это ему неприятно. В любом случае кое-какая информация, которая поможет объяснить происходящее, без сомнения, немного облегчит камень у него на сердце.

Сефард говорит, что в Венеции необходимо соблюдать особую осторожность в выборе доносчиков. Что здесь, в Венеции, профессия доносчиков, возможно, самая распространенная после проституции, можно даже сказать, что она практически ничем не отличается от последней. В Венеции доносчики быстро меняют хозяев. Впрочем, шпиону нужны лишь приличный заработок и гарантии собственной безопасности; любой, кто предложит ему их, вправе пользоваться его услугами. Так что, вполне возможно, все теперешние неудобства являются лишь следствием скудной оплаты, предложенной инквизиторами, или же чрезмерной щедрости их врагов. И самое смешное во всем этом, что столь щедрая компенсация затрат за труды была предложена теми, кого постоянно обвиняют в скаредности и в жадности.

Человек в капюшоне слышит, как его собеседник расхаживает по кругу.