Кюр Гора

Лорда Гренделя на их пирушке не было, поскольку он поспешил вернуться в жилую зону цилиндра, возможно, по делам, скажем, связанными с Лордами Арцесилой и Зарендаргаром, или чтобы принять участие праздничных состязаниях, а может просто потому, что хотел быть рядом с Леди Биной.

Около ворот развалился Рамар, огромный слин, и лакомился громадным жареным окороком тарска.

Мужчины вокруг костра развлекали себя беседами, тостами, песнями, историями, играми, шутками, планами на будущее.

Кто-то спорил о достоинствах оружия, сравнивая различные образцы, особенно арбалет и крестьянский лук. Другие обсуждали поэтов. Полагаю, что нет ничего удивительного в том, что у суровых мужчин, знакомых с оружием, часто живших в обнимку с опасностью, могли бы быть такие интересы. На Горе мир поэзии не стал трудной тайной собственностью утонченного, претенциозного меньшинства, как это получилось в менее цивилизованных или в более декадентствующих краях, но превратился в дело жизни, здоровой гордости и энергичного образа жизни. В любом случае, на Горе поэзия, так же, как и музыка, и песня, является распространенным, публичным и популярным искусством. Она еще не свернула на эксцентричные уединенные дороги. Она еще не отобрана у народа. Безусловно, большая часть бесед крутилась вокруг вопросов намного более прозаичных, касающихся торговли, курсов валют, тарларионовых и кайиловых скачек, процедур в загонах по приучению новых девок к их ошейникам, лучшие сезоны и города для торговли женщинами, обсуждение достоинств и недостатков рабынь из Ара и из Турии, и так далее.

Кабот посматривал на рабынь, обслуживавших мужчин. Свет костра, танцевал на их обнаженной коже, время от времени внезапно вспыхивания и отражаясь от их ошейников.

Как прекрасны они были, и как хорошо они служили. И та, которая представляла наибольший интерес для него, двигалась среди них, не больше и не меньше, чем одна из них.

Кабот размышлял о том, для чего она была подсажена к нему в контейнер на Тюремной Луне. Царствующие Жрецы с заботой подошли к ее отбору, несомненно, выбрав из многих тысяч кандидаток, специально для него. Он нисколько не сомневался, что эта девушка стала бы почти непреодолимым искушением бы для любого мужчины, но фактически она была выбрана для него, для Тэрла Кэбота, выбрана со всей коварной мудростью и черствой проницательностью продвинутой науки Царствующих Жрецов. И если она была почти непреодолимым искушением для любого мужчины, то тогда чем она должна была стать для него, для того кому она, сама того не подозревая, была отобрана и подготовлена? Кабот даже задумался над тем, не была ли она в некотором смысле, выведена для него. Также, ему, как и любому, кто умел замечать такие вещи, было ясно, что она была рабыней, тем видом женщины, который предназначался для того, чтобы быть схваченной за волосы, брошенной к ногам мужчины, раздетой и порабощенной. И, помимо этого, конечно, имело место полное соответствие, и, по-видимому, соответствие спланированное, заключавшееся в том, что не только она идеально подходила ему, но и он ей. Она, как свободная женщина, должна была стать, вызовом его чести, тем, посредством чего, он, рано или поздно, должен был неизбежно своей чести лишиться. Но теперь у него больше не было потребности волноваться из-за таких вопросов, поскольку она, как рабыня, была столь же открыта для него, как и для любого другого, кому могла бы принадлежать, как любая другая невольница.

Наблюдая, как она служит, Кэбот предположил, что многим из тех молодых людей, кого она в свое время унижала и мучила, соблазняла, а затем отвергала своего тщеславия и развлечения ради, понравилось бы сидеть вместе с другими мужчинами на этом банкете и видеть, как она подает еду и напитки, как та, кто она есть, как рабыня.

Возможно, им также понравилось бы смотреть на нее, распластанную у столба, наказанную за то, что посмела вызвать недовольство мужчины.

Уже после второго удара она упала на живот.

Кабот оставил Сесилию еще около ана лежать у столба, а затем освободил, чтобы она могла помочь своим сестрам по ошейнику в подготовке банкета.