Киж

У входа в Светлицу, наполненную едкой пороховой вонью, стояла Глафира с пулеметом в руках. Ее русые волосы растрепались, щеки пылали, глаза сверкали огнем. Но самое удивительное - она успела переодеться. Теперь ее костюм представлял собою типичную униформу амазонки из фантастического кинобоевика с садомазохистским уклоном: черные глянцевые сапоги выше колена, короткие кожаные шорты, клепаная кожаная куртка с надставными плечами, кожаные браслеты с шипами на запястьях и серебряный ошейник. Из-под расстегнутой куртки виднелся алый ажурный лифчик. На голове красовалась черная эсэсовская фуражка.

- Я справился бы и без тебя, - сказал Свербицкий с видимым облегчением.

- Наша взяла! - захлопал в ладоши Петров-Плещеев. - Долой бунтовщиков!

С неожиданной прытью Глафира подскочила к вероломному контрразведчику и ловко пнула его острым носком в пах. Петров-Плещеев скорчился и стал хватать воздух раззявленным ртом.

- Проститутка! - только и смог вымолвить он.

- Возможно, - жестоко усмехнулась Глафира и направила пулемет на Свербицкого. - Но не убийца.

- Что это - очередная роль? - нахмурился Свербицкий. - А как же твоя поруганная честь, сожженный дом и истребленные родственники? Как же все эти разговоры об Орлеанской девственнице, которые мы вели ночи напролет?

- Я давно не девственница. А тебе следовало чаще посещать театр, отрезала Глафира. - Немедленно отпусти этих несчастных!

- Вы попались на женскую удочку, мой капитан, - не без сочувствия объяснил партизану Филин. - Но хочу вас утешить: вы не первый. Вашему библейскому предшественнику вообще во сне оттяпали голову.

- Так это какая-то сцена из Библии! - Свербицкий хлопнул себя ладонью по

лбу. - То-то я вроде как где-то все это читал!

- Не удивлюсь, если это действительно так, - процедил Бедин, надевая очки. - Глафира непредсказуема.

- После этого спектакля я, кажется, остался без потомства, - простонал Петров-Плещеев. - А что я такого сказал?

- Да, вечеринка не сложилась, - покачал головою Свербицкий. - А теперь я попрошу тебя положить оружие на место и исполнить несколько арий из популярных классических опер. У нее божественный голос, господа приговоренные.

- Ну нет, - твердо возразил Бедин, зорко поглядывая то на Глафиру, то на Свербицкого. - Мы и так слишком засиделись. Оревуар!

Не спуская глаз с пулемета, ствол которого нацелился в пространство между грудью Свербицкого и дверью, Бедин подошел к Филину и хлопнул его по плечу.

- Пойдем, все было очень вкусно. Прохор, Демид, Ганимед, вы остаетесь?

Нерешительно переглядываясь, археологи сняли маски поросят, отстегнули хвостики и поднялись из-за стола.

- Довольно! Хватит с меня художественной самодеятельности! Я хотел устроить прощальный ужин, а вы пытаетесь сесть мне на шею! - тонко выкрикнул

Свербицкий. - Прапорщик Игрицкая, немедленно отведите пленных в подвал! Начинается последний акт нашего спектакля под названием "Ночь перед расстрелом, или Собакам собачья смерть". Советую составить завещания и набросать прощальные письма.

- А поблажка? - удивился Петров-Плещеев.

- Как трусу мы можем вам завязать перед смертью глаза, - брезгливо сказал Свербицкий. - Прапорщик, извольте выполнять.

- Нет, мой милый, сегодня в подвале будешь ночевать ты!

Ствол пулемета вновь переместился на уровень груди Дикого Капитана. Мигом утратив весь свой артистизм, Глафира некрасиво скривилась и перешла на визг.

- Руки за голову! Шагом - арш!

Крик словно отрезвил бравого капитана. Он стоял посреди врагов беспомощный, безоружный, ошеломленный, в дурацком костюме Андрея Болконского. Даже если бы Глафира, при всей своей ярости, не посмела применить оружие, все равно ему одному не под силу было справиться с девятью противниками.

- Ты это серьезно? - растерялся Свербицкий. - А как же наша любовь?

Вместо ответа Глафира перевела оружие на одиночную стрельбу, прицелилась ему в колено и спустила курок. Сильно подпрыгнувший в руках артистки пулемет дал промах, пуля пробила дырищу величиной с пятак в нижней панели долотовской фисгармонии, а Дикий Капитан подскочил, как заяц. На пол он шлепнулся совсем другим - смирным и напуганным. Лицо его обесцветилось, как воск, руки и ноги тряслись.

- Прохор, Антон, сведите капитана в подвал. Ему необходимо отдохнуть от игры в солдатики. Да не забудьте покрепче запереть за ним дверь. У капитана скверная привычка бродить по ночам, - уверенно бросил Бедин.

Глафира прислонила ненужный пулемет к роялю, приникла к плечу Феликса и зарыдала - видимо, и ей этот спектакль дался нелегко. Дюжие археологи подхватили под руки оглядывающегося Свербицкого, который и не думал оказывать сопротивление, и повлекли его к двери.

- Ключ под половичком! - крикнула Глафира.

Постепенно возбуждаясь, Бедин гладил волосы прекрасной актрисы и целовал ее соленые щеки. Та, несмотря на расстройство, не забывала отвечать ему бедрами.

- Он был такой милый, - всхлипывала Глафира. - Это был единственный мужчина, который не требовал от меня сексуального удовлетворения в обмен на любовь.