Кхаа Тэ

Лицо Таборы помрачнело. Она не могла ему дать искренний ответ. Что же. Однажды умерщвленный, не может погибнуть дважды.

– Эльф меня сопровождает, – тихо произнесла она. – Но почему мы здесь, я не могу тебе сказать. Это тебя не касается. Ты можешь меня убить, но все равно не получишь ответов.

Псилон нахмурился, его седые брови сошлись на переносице, нервно подрагивая. Его внутренний голос шептал, что стоит выбить сведения из демона, но в тоже время интуиция подсказывала, что чародей не желает знать причину, по которой эта дамочка оказалась в Мендарве. Он облизал пересохшие губы и проговорил:

– Я не стану тебя убивать, Табора. Пока не стану. Но ты должна убраться отсюда немедленно, а заодно прихвати с собой напарника.

Глаза демонессы блеснули, она умоляюще взглянула на волшебника, чем крайне его удивила.

– Дай мне месяц или два, и я покину эту проклятую страну.

Маг с интересом разглядывал демоницу. Она его просит? Странно. Значит, дела обстоят весьма серьезно.

– Ты испуганна? Занимательно, – протянул он. – Чего же ты так боишься, и почему должна находиться здесь?

– Я не могу сказать, – опустила она голову. – Прошу, дай мне время, и я уберусь отсюда, и ты обо мне никогда больше не услышишь.

Псилон осторожно подошел к девушке, держа посох наготове. Он провел рукой по волосам и внезапно выдернул тонкую прядь. Демоница вскрикнула и зашипела.

– У тебя месяц или полтора, Табора, – ухмыляясь, молвил чародей. – Ты уберешься из Мендарва, до того, когда последний лист упадет с древ Темной Дубравы. А взамен на мою милость, ты никому не скажешь о том, что меня видела. И придешь на мой зов, когда мне понадобишься?

Псилон спрятал прядь волос под плащ. Демоница яростно взглянула на него, но не стала дерзить. Это была лишь малая плата за ее неосторожность.

– Хорошо, – кротко ответила она.

– Прекрасно, – улыбнулся волшебник. – И запомни, никакой магии! Иначе, тебе не избежать храмовников. С ними так просто не договоришься. Я слишком мягкосердечен. А приверженцы Тарумона Милосердного – нет.

Табора, молча стиснув зубы, кивнула.

– Раз мы решили на время все наши вопросы, я, пожалуй, пойду. У меня уйма дел. Например, отыскать Тару Рин. Может, мне дитя земли, что-нибудь интересное поведает.

Демоница продолжала хранить безмолвие, мечтая о том, чтобы чародей побыстрее сгинул прочь с ее глаз.

– До встречи, моя дорогая. До скорой встречи, – наконец попрощался маг и неспешно растворился в воздухе. Последним, пропало его ехидно ухмыляющееся лицо.

Табора еще несколько минут стояла, подобно истукану. Она должна была убедиться, что Псилон исчез безвозвратно. И лишь, когда ее уверенность окрепла, демоница устало опустилась на мокрую траву, подле расколотого дуба.

Теперь у нее было два хозяина. Один, столь могуч, что может превратить ее в прах в долю секунды. Второй хитер и опасен. Радовало лишь то, что Псилон мог попросить ее об услуге всего лишь один раз, используя прядь для призыва. Науро не следует знать об этом неприятном инциденте. Она не сможет ему даже рассказать о Псилоне. Никому не сможет рассказать!

«Полтора месяца. У меня есть полтора месяца, дабы отыскать Жезл и сбежать из этой страны»

Тара Рин, вызвавшая бурю, смешала воздух Дубравы и Дубков с частицами магии. Теперь все дома и люди излучали свет, который могла видеть демоница. А раньше только дом дриады, да ее семья так мерцали.

«Будь ты проклята, Тара. Будь ты проклята!»

Веяло заброшенным склепом от мрачного сырого помещения, подобного гробницам древних воинов или великих королей, но на самом деле, являющегося всего лишь потускневшей от времени комнатой. Одной из немногих, оставшихся целой, среди вековых развалин, возвышающихся на холме и обросших зарослями чертополоха да дикого плюща.

Когда-то на этом величественном увале находился сияющий храм. Здесь совершались обряды, возносились молитвы и воспевали хвалу Кхаа Лауру – золотому дракону. Но вечность стерла память людей, яростные битвы и стихии разрушили камень, и святилище превратилось в руины, в которых еще сохранилось несколько небольших каморок, грозящих последовать за собратьями и обратиться в вековую пыль.

На уцелевших стенах, кое-где, виднелись фрагменты фресок, изображающих грозную рептилию, извергающую пламя. Пугающий и прекрасный ящер, все еще хранил былое величие: широкий размах крыльев, глаза подобно изумрудам, чешуя, словно частицы солнца. Местами золотое покрытие потерлось и потускнело, а в углах комнатушки образовалась паутина трещин, через которые произрастал ржавый густой мох. Жесткая медная растительность будто напоминало о том, что, несмотря на давность лет, этот разрушенный храм, вечно будет обителью лучезарного чешуйчатого божества.