Клад Наполеона

Она набросала на барона охапки сена и добавила:

– Все, милок, лежи тихо! Потом уж я тебя в крестьянское переодену, так, может, мужики ничего и не скажут… они у нас, милок, сердитые, да отходчивые!

Фон Армист замолчал и вытянулся на спине.

Сено лезло в нос, в глаза, щекотало в горле, мешало дышать, но он старался терпеть и ничем не выдать себя, понимая правоту своей спасительницы. Не для того он вырвался из волчьих зубов, чтобы его убили мужики!

Телега покатилась медленнее, потом куда-то свернула. Собачий лай стал громче и ближе, Полкан отвечал соседским псам хрипло и недоброжелательно.

Наконец телега остановилась.

Женщина скинула с барона сено и проговорила вполголоса:

– Ну, вылезай, солдатик, да быстренько в избу, пока не заметил никто!

Фон Армист с трудом вылез из телеги и огляделся.

Он находился рядом с низенькой, почти вросшей в землю избушкой с единственным подслеповатым окошком. Вокруг избушки высился покосившийся забор, за ним виднелись другие такие же избы – маленькая, бедная деревушка, приютившаяся среди бескрайних русских лесов.

Все тело болело, но барон сделал над собой усилие и захромал к крыльцу.

Внутри изба казалась еще меньше и мрачнее. Крошечная, полутемная комнатка, закопченные балки потолка, низкая лавка возле окна – вот и вся обстановка. Большую часть помещения занимала печь, и это было самое лучшее, о чем барон только мог мечтать: печь натопили, и поэтому в избе оказалось тепло.

В красном углу висела икона – мрачный, суровый лик смотрел исподлобья, неодобрительно разглядывая иностранного офицера, как будто намереваясь предъявить ему счет за все невзгоды и притеснения, выпавшие на долю здешних жителей.

Хозяйка куда-то исчезла, затем вернулась с деловитым и озабоченным видом:

– У меня, милок, банька истоплена. Давай-ка ты помойся, пока не совсем остыла, потом уж я тебя покормлю чем бог послал. Конечно, жару уже настоящего не осталось, но все же малость прогреешься, а то как бы ты не заболел, после того как на земле столько времени пролежал!

Барон пошел за хозяйкой.

У него теперь как бы не было собственной воли, он отдался в руки этой доброй женщины и позволял ей делать все, что она считала нужным. Хотя, конечно, после ночи, проведенной в лесу, и неизвестно какого времени на ледяной земле он мечтал прогреться.

Хозяйка привела его в маленькую, жарко натопленную пристройку, сложила на лавку чистое белье и стыдливо отвернулась. Фон Армист разделся и вошел в саму баню.