Клад Соловья-Разбойника (СИ)

Он не помнил, сколько времени продолжалась эта дикая бешеная скачка, не знал, куда и зачем летит он на храпящем коне среди безмолвного ночного мира. И лишь когда впереди показалась знакомая высокая крыша, Микула понял, что конь вынес его к дому дальнего соседа - мирного булгарина Турая. Дом стоял на берегу Оки, а чуть дальше, на освещенном луной речном просторе, чернели во множестве пятна лодок.

Оттуда слышались гортанные крики и разноголосица чужой речи. Ему вдруг показалось, что в незнакомом далеком гуле слышит он плач младшей сестрицы Жданки.

- Эй, вы, псы булгарские! -завопил Микула и бешено заколотил пятками под конские бока. Опять зашумел встречный ветер.

Когда взмыленный конь поравнялся с домом Турая, откуда-то сбоку, из темноты, вывернулся кривоногий человечек и, ловко вдруг подпрыгнув, бесстрашно повис на поводьях. Конь шарахнулся в сторону, Микула, не удержавшись, повалился вниз, и тут же сильные руки прижали его к земле.

- Микулка сапсем гылупай, - укоризненно пропел мягкий сипловатый голос.

- Пусти, Турай! - закричал Микула, пытаясь освободиться из железных объятий булгарина.

- Ой, гылупай, - удивленно тянул Турай.

- Пусти! - еще раз закричал Микула, но внезапно голос дрогнул и сорвался. Тугая тетива ярости, забросившая его на коня и пославшая в бешеный ночной полет, как-то разом ослабла, он весь обмяк и вдруг заплакал горько, по-детски, навзрыд.

- Плакай, плакай, - печально говорил Турай мягким своим голосом.

Руки его разжались, и он нежно, по-отцовски, гладил Микулу по растрепанным волосам.

- За что? - шептал Микула, глотая горькие слезы. - Матушку и тятю убили, избу сожгли, малых в полон забрали: Как дальше жить?

- Моя дом места мынога, - ласково пропел Турай.

- Матушка, матушка моя родная, - горячечно шептал Микула, и слезы горячими струями текли по его лицу.

Юзбаши Серкач

В сгустившихся сумерках лодка вошла в устье Сорного ручья и ткнулась носом в берег. Юзбаши Серкач вышагнул на землю и, приказав воинам идти в Ваткар, двинулся вверх по узкой извилистой тропе, которая круто взбиралась на Куалын-гору. Была еще другая дорога, более пологая и удобная, но пришлось бы делать большой крюк и тратить много времени, а у юзбаши Серкача не было желания блуждать по этим местам в потемках. Волею хана посланный в далекий Булгакар, юзбаши Серкач не любил этот тоскливый лесной край, презирал простодушных и диких его обитателей. Прежняя жизнь на итильских берегах казалась ему сказкой, давним прекрасным сном. Там, в богатых городах разноголосо шумели пестрые базары, барабаны возвещали о военных походах, кипели страсти при дворе великого повелителя могучего царства. Здесь, на задворках Булгарии, было тихо и сонно, никогда ничего не происходило, сегодня походило на вчера, а завтрашний день казался еще более скучным и унылым. От сотни воинов, прибывших вместе с юзбаши Серкачем на смену прежнего отряда, осталось чуть больше половины. Но не походы и битвы ополовинили булгакарское войско. Безделье и скука вынуждали воинов пьянствовать, и по этой причине они тонули в реках, замерзали в снегах, убивали друг друга в пьяных драках. Многие умирали от болезней - в Булгакаре не было хорошего лекаря.

Юзбаши Серкач втайне надеялся, что воины его, эти вечно пьяные, безмозглые скоты постепенно вымрут все до единого. Тогда хан будет вынужден послать новый отряд. И если удастся убедить великого своего господина, что булгакарская рать доблестно полегала во славу Великой Булгарии, то ему, юзбаши Серкачу, может быть, удастся вернуться на берега Итили, причем вернуться с почетом и надеждой на повышение. Но до этого благословенного дня нужно было дожить, то есть не спиться, не утонуть, не замерзнуть, не сдохнуть от страшных здешних хворей.

Поэтому в последнее время хозяин Булгакара частенько наведывался на Куалын-гору. Находясь рядом с Уктыном, юзбаши Серкач был спокоен за свое драгоценное здоровье - верховный жрец северных вотов был опытным знахарем, способным одолеть любой телесный недуг. В разговорах с Уктыном юзбаши Серкач все больше убеждался, что имеет дело с очень умным, дальновидным человеком, прекрасно знающим жизнь местных племен. Разговоры с Уктыном развлекали и успокаивали, вселяли уверенность и освещали серую жизнь светом надежды.

Юзбаши Серкач вскарабкался на берег Большого оврага и, немного отдышавшись, двинулся в сторону Бадзым Куалы. Слева, издали, откуда-то из глубины темного леса, накатывался конский топот, прорезались и прорастали веселые крики. Вот среди стволов мелькнули факелы, и на открытое пространство вырвалась конная ватага. Юзбаши Серкач остановился, вглядываясь в приближающихся всадников. Впереди всех скакала девушка в богатой праздничной одежде, раздуваемой ветром. Факел освещал ее стройную фигуру, глаза на прекрасном лице возбужденно сияли, ярко начищенные монеты переливчато сверкали на берестяном венце, охватившем высокий лоб.