Иван Феодорович глубоко задумался. Его супружница Матрена уже несколько лет страдала от неведомой хвори. После рождения и смерти последнего младенца Иакова она не могла встать с постели. По женской хвори мучилась, и ни знахарки, ни ворожеи, ни даже заморский дохтур Леон из фрязевских земель не могли поднять убогую. Никаких денег не жалел Иван ради женушки-любавушки своей, но все было одно. Сколько она будет так лежать, не вставая, исстрадалась вся и деток малых на нянек и мамок скинула.
Иван Феодорович всерьез задумался. А малец Ваня дело говорит! Он тоже слышал много про чудесные исцеления от Василия Блаженного, может, попробовать женушку к нему привести?
Решено, так он и сделает.
Собрал он дворовых мужиков покрепче и посильнее, соорудили для Матрены носилки и отправились на площадь красивую, Красную.
Как семью известного мастерового-зодчего, церковные служители провели их с женой без очереди к могиле Василия. Много часов подряд молился он у изголовья святого и просил, и молил, и требовал, и слезы проливал, но все без толку. Утомился, умолился, и Матрена все слезы иссушила.
Вышли чуть живые из церкви, как навстречу им старушка идет, старая, древняя, еле ноги перебирает.
Ночь на дворе темная, один месяц в вышине сияет.
Иван давно отпустил своих людей восвояси, сам Матрену на руках нес к дому, а тут старуха эта, ну, чистая ведьма, как Баба-яга из сказок, что он деткам своим рассказывал на ночь.
Увидела их с Матреной, остановилась и спрашивает:
— Мил-человек, а подай бабушке копеечку!
На нищенку она была не похожа, но что не подать-то.
Иван достал толстый кошель и отсыпал старухе горсть монет:
— Держи, бабушка.
— А куда вы путь держите, люди молодые? — пристала ведьма.
— Домой идем, куды еще!
— Так то один ты идешь, и жену на шее своей тащишь! Пусть сама она идет, и Василий говорит — чтоб сама пошла она!
— Да как она пойдет? Ноги не ходят второй год как!
— А Василий говорит — пусть идет! — С этими словами ведьма кинула под ноги Матрене монетку, что дал ей Иван. От монеты взвился в воздух яркий столп света и повалил густой белый дым.
Когда дым рассеялся, старухи уже и видно не было, и след простыл.
— Вот шельма какая! Не напугала она тебя, любава моя? — обратился Иван к женушке.
Та же улыбнулась счастливо, оттолкнула его руку и сначала несмело, а потом быстро и с веселым смехом побежала своими ногами к дому родному.
Иван Феодорович смотрел ей вслед, не веря собственному счастью. Вот Василий, вот спасибо, подсобил!