— Это не любовь, а тиранство!
Что тут было! Клеопатру простили только потому, что она после своей реплики так рыдала, что допла-калась до обморока, а Варвара Петровна как была скалой неприступной, так ей и осталась. Только сказала приживалке:
— Вот как тяжело из Клеопатры дурь-то выходит. Страстная девица. Я сама такой была…
— Такой и остались, — пискнула приживалка, зная цену как благорасположения, так и гнева барыни.
Но мытаря племянницу, Варвара Петровна не предпринимала никаких действий для поиска надежного жениха. А ведь достаточно было объявить, что дает за племянницей хорошее приданое, а голытьбе не отдаст, мол, денежка к денежке, и тут бы явился принц — не красавец, но с достатком. Но тетка решила, видно, пустить дело на самотек, а скорее всего ей интересно было носиться со своими мечтами, которые она умела так разукрасить, что мечта становилась реальностью.
Это вообще в характере людей. Как часто женщины, мечтая, скажем, о новом платье, примеряя его мысленно и так и эдак, купят потом материал и приклад в виде лент и кружев и спрячут штуку шелка в сундук, совершенно охладев к этой, не сшитой одежде. Иногда достаточно модную картинку посмотреть, мысленно повертеться в таком же платье среди подруг и охладеть к обнове — все, относила. Так и у Варвары Петровны мечты о счастье и богатстве племянницы было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя щедрой, доброй и заботливой. И чего ты на меня сердишься, если я о тебе так хорошо мечтаю? Если бы Клеопатра поняла всю подноготную этих примерок, разговоров и обещаний, то жила бы себе покойно в ожидании Родиона. Но не тот был у Клеопатры характер. Она сама слов на ветер не бросала и не понимала, как это могут делать другие. Словом, мука была, а не жизнь!
Гостей в доме из-за осенней хмари приубавилось, а женихи как-то вдруг исчезли. Только верный артиллерист Кирилл Иванович по-прежнему не забывал дорожку к дому бригадирши, надеясь преданностью своей заслужить если не руку прекрасной Клеопатры, то хотя бы прочное благорасположение тетки ее. Он уже понял, что сердце девицы занято, и находил невинную радость в тихих беседах. Главное, чтоб тебя слушали, и ты уже не одинок.
Сидели у самовара, пили чай. Артиллерист рассказывал не без самодовольства, что его повысили в чине и при этом наградили службой весьма полезной и приятной. Фейерверки он, конечно, не оставит, святое дело сильным мира сего душу веселить, да и прибыльно. Но с отроками он может поделиться опытом своим и знаниями.
— Это какие же отроки и что за место? — без интереса спросила Варвара Петровна, только чтоб разговор поддержать. — Иль репетиторствовать начал?
— Отнюдь нет! — обрадовался ее заинтересованности артиллерист. — Отроки обретаются в Сухопутном шляхетском корпусе, открытом недавно стараниями нового фельдмаршала Миниха. Отличное у вас варенье из крыжовника, Варвара Петровна. Вы изволите в него класть лавровый лист, я так понимаю?
— И правильно понимаешь, батюшка. И скажу тебе, лавровый лист нынче очень недешев.
Об учреждении шляхетского корпуса много было разговоров в Петербурге. Всех потрясло, что для учебного заведения отдали дворец самого князя Меншикова, сосланного в Березов, дворец роскошный, с парком и прочими строениями, то есть беседками, гротами и церковью, где на башне били куранты. Теперь новоиспеченный педагог с жаром рассказывал про дом кирпичный в три высоких этажа с кровлей, крытой железными листами.
— Говорят, те железные листы были выкрашены в розовый цвет. Красиво, знаете! — умилялся артиллерист.
— Вот ужо война с турками будет, — продолжала тянуть свою линию Варвара Петровна, — лавровый лист опять подешевеет. Когда батюшка Петр I Азов воевал, турецкого товару было — завались. И лист, и пряности всякие, и перцу горохом. И все в полцены. Я тогда большую шаль по случаю приобрела… Я вам скажу — шелк тончайший, а уж вышивка… Я тебе, Клёпа, эту шаль к свадьбе подарю.
— Спасибо, тетенька, — склонила признательно голову Клеопатра и тут же обратилась к артиллеристу: — Так вы говорите, этот шляхетский корпус Миних организовал? Я и не знала.
— А какого цвета сейчас во дворце крыша?
— Пегая, Варвара Петровна. Все выцветает и приходит в упадок. Рассказывали, что когда дворец под заведение получили и первый раз в него вошли, то ахнули. Все обобрали. Мебель вынесли, это понятно, об этом и говорить не пристало, но ведь изразцы из печей повыковыривали, лестницу узорную деревянную наполовину разобрали и унесли. Пока дворец казенный стоял, это, почитай, ничей.
— Любят у нас на Руси красть, что плохо лежит, — согласилась Варвара Петровна. — Прямо страсть бесовская!
— Народ-то как рассуждает? Случись наводнение, стихия все приберет. А здесь можно к делу приспособить. Хоть бы и на дрова, — рассудительно сказал артиллерист, всеобщее воровство его мало волновало.
— И как же ваши ученики в голых помещениях — не бедствуют? — спросила сердобольная Клеопатра.