Лоулор почти сразу сообразил, что Льюис не слишком любил эту свою обязанность, а потому он лучше относился к тем студентам, с которыми было по крайней мере интересно заниматься. Ибо в лучшем случае, как справедливо замечает Лоулор, эти приватные оксфордские встречи обеспечивали «несравненный опыт интеллектуального пиршества, видение широких горизонтов и постепенное… овладение ремеслом»[370]
. Эти семинары предназначались не столько для передачи и накопления знания, сколько для развития критического мышления, для того, чтобы привить студенту «ремесло» анализировать и оценивать существенные идеи, определять их качество, совершенствовать их, выявлять те предпосылки, что остались непроверенными, и пробовать их на зуб.Отношение Лоулора к наставнику менялось в течение учебного года. Он постепенно «перешел от неприязни и враждебности к угрюмому восхищению и далее к привязанности, непрошенной и никак не проявляемой». И хотя в работе со студентами Льюис пускал в ход весь арсенал своей аргументации и риторики, Лоулор уточняет один немаловажный момент: «Одного Льюис никогда, сколько я помню, не делал: никогда не примешивал к спору свою веру».
В сороковые годы Льюис уже знаменит. Джон Уэйн (1925–1994) вспоминал, как в эту пору студенты приближались к его покоям, «проходя через знаменитую прихожую» и попадая «в густые клубы дыма от часто попыхивающей трубки или сигареты», и описывал «резкую манеру выставлять довод против довода» и особенно «любовь к спору»[371]
. Но, пожалуй, самым характерным в воспоминаниях подопечных Льюиса осталась его внешность. Такие эпитеты, как «неопрятный», «растрепанный», «одетый в старье», пестрят в рассказах былых студентов. Уорни отмечал «совершенное равнодушие» брата к одежде и манеру занашивать до дыр старый спортивный пиджак из твида или обшарпанные тапочки. Льюис курил непрерывно, в том числе и во время семинаров, клубы дыма застилали комнату, а манера Льюиса использовать ковер вместо пепельницы усугубляла общее впечатление запущенности, характерной по тогдашним представлениям для образа жизни одинокого холостяка.Но учеников неопрятность наставника умиляла, они видели в ней доказательство его равнодушия к материальным благам, произрастающего из глубокого понимания более важных и значимых вещей. Кроме того, эта манера в точности соответствовала оксфордским стереотипам того времени — холостой ученый, не знающий женского общества за исключением собственной престарелой матери. Льюиса вполне устраивала такая характеристика, избавлявшая от нежелательного внимания к весьма необычному составу его семьи.
Один талант Льюиса следует упомянуть особо, поскольку он имеет непосредственное отношение к его писательскому дару: фантастическую память. Льюис овладел ценившимся в эпоху ренессанса искусством мнемотехники —
Главным образом запоминать тексты Льюису помогало понимание их внутренней логики. Его дневники свидетельствуют о привычке прочитывать поразительное количество книг; на книгах из личной библиотеки Льюиса имеются пометки, указывающие, когда книга была прочитана впервые и когда была перечитана. Он так хорошо умел разъяснять другим людям сложные идеи, потому что сначала разъяснял их самому себе: «Я профессиональный преподаватель, и меня, в числе прочего, учили ремеслу объяснять»[374]
. Ради этой цели приходилось отказываться от других источников знания, в том числе от газет. В результате даже близких друзей порой смущала неосведомленность Льюиса в текущих событиях.Уильям Эмпсон (1906–1984), известный литературный критик, с порога отвергавший мнение Льюиса о Мильтоне, тем не менее считал его «самым начитанным человеком в поколении, который читал все и запоминал все прочитанное»[375]
. И это было ощутимо. Слушатели его лекций восхищались тем, как Льюис прекрасно владел ключевыми текстами английской литературы — в особенности это был «Потерянный рай» Мильтона — и тем, как он умел постичь и передать их внутреннюю структуру. Университетским лекторам редко удается одновременно просвещать и вдохновлять, но именно таким сочетанием довольно быстро прославился лекционный стиль Льюиса.Льюис-преподаватель: оксфордские лекции