Клан Кеннеди

Надо признать, что Роза здесь, по существу дела, пересказывала воззрения и догматы своего супруга, которым следовала неуклонно, хотя подчас с определенной творческой переработкой (в основном это касалось религиозного воспитания). О самом Джозефе биограф его сына-президента уместно заметил: «Во многих отношениях он был великолепным детским психологом, исподволь оценивая силы и слабости каждого ребенка. Определив потенциал ребенка, он настойчиво добивался его выполнения»^{137}.

При этом семья во многом следовала рецептам и воспитательным модам того времени, которые обильно трактовались в популярной педагогической литературе, в частности, в книгах Джона Уотсона («Психологическая забота о новорожденном и маленьком ребенке»^{138}

и др.), считавшихся воспитательной библией 1920—1930-х годов XX века. Одной из главных заповедей этого автора была строгость воспитания — никаких объятий, никаких поцелуев, которые не только могут принести ребенку инфекцию, но и портят его морально, скупое поощрение, если ребенок делает то, что необходимо, и нахмуренный взгляд, если совершен проступок, — таковы были некоторые заповеди Уотсона, которым послушно следовали Джозеф и Роза.

В своих воспитательных усилиях родители подчас бывали почти жестокими. Они добивались от детей своего рода стоицизма, умения скрывать боль и тем более недовольство и разочарование. Жалобы, если они не были связаны с действительно серьезными заболеваниями, решительно отвергались. Услышав, что кто-то из детей заплакал, Джозеф обычно начинал хлопать в ладоши с возгласом: «Никакого рева в доме!»^{139}

Как уже упоминалось, формирование семьи было завершено в феврале 1932 года, когда на свет появился последний сын, названный Эдвардом, которого почему-то домашние называли Тед или еще более ласкательно Тедди. В честь рождения нового ребенка Джозеф по дешевке продал яхту под названием «Тен» (что означало «предназначенная для десяти»), рассчитанную на десять пассажиров, и купил новую, значительно более просторную, которую наименовал «Уанмор» («одним больше»).

Удивительно, как в этом человеке сочетались такие качества, как хвастовство, примитивный вкус, готовность наговорить всякую чушь, если он считал это выгодным, супружеская неверность, с искренней заботой о семье, вниманием к детям, стремлением помочь им стать самостоятельными и ответственными личностями. Каким-то мостиком, связывавшим эти противоречия, было его страстное желание сделать клан Кеннеди знаменитым, добиться, чтобы дети вышли на самые передовые позиции в обществе. Так что бездушное поведение Джозефа по отношению к старшей дочери, когда стало ясно, что ее умственная отсталость неизлечима, не противоречит в общем внимательному и заботливому отношению к членам семьи. Розмари была вычеркнута из ее списка, и всё шло по-прежнему.

Биограф приводил слова Джозефа, сказанные им в одном из интервью: «Важны даже мелкие вещи. Когда Джек (имелся в виду Джон. — Л. Д., Г. Ч.)

и Джо были еще детьми, когда они играли в баскетбол или футбол или когда девочки участвовали в какой-то школьной игре, независимо от того, где я был в это время — в Вашингтоне, на западном побережье или в каком-то другом месте, и как бы я ни был занят, я отправлялся домой, чтобы посмотреть, как они справляются [со своим делом]. В результате они понимали, что я заинтересован, действительно заинтересован, и когда я им что-то говорил, это означало для них нечто»^{140}.

Конечно, это было откровенное вранье — никогда Кеннеди не мчался из Калифорнии или даже из Вашингтона в свое имение только для того, чтобы посмотреть на спортивные достижения своих детей, — он был человеком, занятым делом, да и гражданская авиация не была такой развитой, чтобы позволить ему частые дальние путешествия. Имея в виду численность семьи и частоту игр, ему пришлось бы всё время находиться в пути.

Но влияние своих слов, своего мнения на детей он не преувеличивал — когда дети были еще в раннем возрасте, они слушались его безоговорочно, когда же они подрастали, у них начинало формироваться собственное мнение. Но подлинного конфликта между поколениями в семье Кеннеди никогда не было. Даже выросшие дети всегда внимательно прислушивались к мнению отца и к предостережениям матери.

Что же касается взаимоотношений родителей, то умеренная любовь, которая связывала Джозефа и Розу в первые годы их брака, со временем совсем потускнела, уступив место взаимно удобному, удовлетворяющему обе стороны сотрудничеству в воспитании детей в соответствии с католическими догматами и практической сметкой, в их жизненном и карьерном продвижении. Американский историк Дорис Гудвин пишет: «Они превратили семью в объект своего согласия, инструмент своей общности. Вместо того чтобы жить друг для друга, как это было, когда они были молодыми любовниками, они теперь жили для детей и каждый для себя»^{141}. Можно, правда, усомниться, что Джозеф и Роза жили «друг для друга» в юности, но в остальном с этим суждением можно согласиться.