Клан Пещерного Медведя

— Мог-ур провел в прибежище духов целый день и половину ночи, — сообщила Иза. — Наверное, он беседовал с духами. Когда Эйла ушла от нас, он не приближался к святилищу, а теперь не выходит оттуда. Когда он говорит с духами, порой забывает обо всем, даже о еде. А взяв в рот кусок, забывает проглотить его.

— Но если Мог-ур справляет ритуал в святилище, зачем Бран полдня расчищал место в глубине пещеры? — спросила Эбра. — Я сказала ему, что сделаю это сама, но он прогнал меня прочь. Зачем вождю понадобилось выполнять женскую работу?

— Что же они затеяли? — недоумевала Иза. — Я видела несколько раз, как Мог-ур и Бран о чем-то совещались. Заметив меня, они оборвали разговор, словно это запретное занятие. В честь чего они готовят это празднество сегодня ночью? Я видела, Мог-ур заходил в глубь пещеры, в то место, что расчистил Бран. Из святилища он направился прямо туда. Мне показалось, он что-то несет, но было слишком темно, и я ничего толком не разглядела.

Эйла, хотя и не вступала в разговор, наслаждалась людским обществом. Минуло пять дней после возвращения, но ей по-прежнему с трудом верилось, что она вновь в Клане, вновь стряпает вместе с другими женщинами, словно и не было смертельного проклятия. Однако окружающие теперь относились к Эйле по-иному. Рядом с ней женщины ощущали смущение и неловкость. Многие полагали, что она мертва и только кажется живой. Они боялись заговорить с человеком, побывавшим в мире духов. Но Эйла, охваченная радостью, не замечала всеобщей настороженности. Увидев, что Ога взяла на руки Брака, чтобы покормить его грудью, она обратилась к молодой женщине:

— Как рука Брака, Ога?

— Взгляни сама, Эйла. — Ога стянула с мальчика накидку, открывая его руку и плечо. — Иза сняла повязку из березовой коры за день до того, как ты вернулась. Рука зажила, но пока она немного тоньше, чем другая. Но Иза говорит, все будет в порядке, рука скоро окрепнет.

Эйла осмотрела зарубцевавшиеся раны и осторожно ощупала кость. Мальчик не сводил с нее больших испуганных глаз. Женщины старались избегать разговоров, даже отдаленно связанных с тем, что перенесла Эйла. Зачастую то одна, то другая начинала фразу, но, спохватившись, опускала руки. Непринужденность, царившая обычно между женщинами, когда они все вместе занимались делом, исчезла.

— Рубцы все еще багровые. Но со временем они исчезнут почти без следа, — заметила Эйла. — Скажи, Брак, а ты сильный мальчик? — обратилась она к ребенку. Тот важно кивнул. — Покажи, какой ты сильный. Пригни мою руку. Нет, нет, вот так, — поправила она, когда он схватился за ее запястье здоровой рукой. Мальчик старался изо всех сил. Эйла слегка сопротивлялась, но, убедившись, что он свободно владеет раненой рукой, поддалась. — Да, Брак, ты очень сильный. Настанет день, и ты станешь отважным охотником, таким, как Бруд.

Мальчик, выпустив руку Эйлы, сначала отвернулся, но, когда Эйла сгребла его в охапку, не стал возражать. Она несколько раз подбросила ребенка в воздух и принялась качать на коленях, приговаривая:

— Брак — большой мальчик. Такой тяжелый, такой крепкий.

Однако, посидев несколько мгновений на коленях у Эйлы, ребенок обнаружил, что груди ее пусты, и заверещал, требуя, чтобы его вернули матери. Оказавшись на руках у Оги, он немедленно принялся сосать, с любопытством поглядывая на Эйлу.

— Ты счастливица, Ога. У тебя замечательный сын.

— Если бы не ты, Эйла, никто бы не назвал меня счастливицей. — Ога отважилась, наконец, начать разговор, которого все они так страшились. — Я так толком тебя и не поблагодарила. Сначала я слишком тревожилась за сына и не знала, что сказать. Да и тебе было не до того. А потом… потом ты ушла. Я и сейчас не знаю, как тебя отблагодарить. Я не надеялась, что увижу тебя снова. Мне трудно поверить, что ты опять с нами. Конечно, законы запрещают женщинам прикасаться к оружию. Мне не понять, почему тебе захотелось охотиться. Но я… Мне повезло, что ты нарушила закон. Не могу выразить, как мне было тяжело, как горько, когда ты… когда ты ушла. И я рада, что ты вернулась.

— Я тоже рада, — добавила Эбра. Все остальные женщины закивали, присоединяясь к ней.

Эйла была потрясена, увидев, что ради нее соплеменницы позабыли об условностях и правилах поведения. Она с трудом сдерживала подступившие слезы, зная, что ее способность источать воду из глаз всех приводит в недоумение.

— Я рада, что вернулась, — сказала она, и непослушные слезы заструились у нее по щекам. Иза давно уже поняла, что влага на глазах Эйлы — проявление сильных чувств и переживаний, а не болезни. Да и другие женщины привыкли к этой ее странной особенности и теперь смотрели на девочку с участием.

— Расскажи, как было там, Эйла? — спросила Ога, устремив на Эйлу взгляд, полный сострадания и трепета.

Эйла задумалась.

— Одиноко, — ответила она, наконец. — Одиноко и тоскливо. Я так скучала по всем вам. — Женщины совсем пригорюнились, и Эйле захотелось немного развеселить их. — Я скучала даже по Бруду, — добавила она.

— Там и в самом деле было одиноко, — ухмыльнулась Ага. И она выразительно взглянула на смущенную Огу.