— Да, Зуг так сказал. Наверняка найдется мужчина, который захочет с тобой соединиться. О тебе хорошо отозвался почтенный охотник, к тому же ты моя преемница. Не беда, что ты не похожа на нас.
Робкая улыбка, тронувшая было губы Эйлы, погасла.
— Но если так случится, мне придется оставить наш Клан! Я не хочу расставаться с тобой, с Кребом и Убой!
— Эйла, не забывай, я уже стара. И Креб тоже немолод. Через несколько лет Уба вырастет, у нее появится свой мужчина. Что ты будешь делать тогда? — возразила Иза. — И не забывай, настанет день, когда нашим вождем станет Бруд. Боюсь, ты не уживешься с ним. Так что тебе лучше переселиться в другой Клан. И Великое Сходбище — отличная возможность для этого.
— Да, мать, ты права. Когда Бруд станет вождем, мне придется тяжело. Но и без тебя мне будет не легче, — нахмурившись, сказала Эйла. Неожиданно лицо ее прояснилось. — Но до следующего лета еще целый год. Пока рано переживать.
«Да, год, всего лишь год, — с грустью подумала Иза. — Моя Эйла, моя дочь. Когда ты доживешь до моих лет, ты поймешь, год пролетает быстро. Ты не хочешь покидать меня. Ты не знаешь, как я не хочу расставаться с тобой. Как я буду по тебе тосковать! Если бы только в Клане нашелся для тебя мужчина! Если бы только Бруд никогда не стал вождем…»
Но Иза не стала делиться с дочерью своей печалью. Эйла вытерла глаза и вновь отправилась за водой. На этот раз, опуская в лужу сосуд, она отвернулась от зеркальной глади.
Позднее, на исходе дня, Эйла, стоя на опушке леса, смотрела сквозь заросли на поляну перед пещерой. Несколько человек копошились у входа — они переговаривались, занимаясь своими делами. Эйла поправила двух убитых кроликов, которые висели у нее на плече, бросила тревожный взгляд на заткнутую за пояс пращу и спрятала ее в складках накидки. Но, внезапно передумав, она вытащила оружие на всеобщее обозрение. Нерешительно переминаясь с ноги на ногу, Эйла не сводила глаз с пещеры. «Бран сказал, я могу охотиться, — убеждала она себя. — Не зря же они справили ритуал. И объявили меня Женщиной, Которой Дозволено Охотиться». Набравшись смелости, Эйла гордо вздернула подбородок и вышла из своего зеленого укрытия.
Люди, суетившиеся около пещеры, вылупив глаза уставились на молодую женщину с двумя кроликами на плече. Казалось, им не выйти из оцепенения до скончания дней. Наконец, оправившись от первого потрясения, люди осознали, что погрешили против правил поведения, и начали торопливо отворачиваться. Лицо Эйлы пылало, но она шла прямиком к проему, словно не замечая того, что творится вокруг. Выйдя, наконец, из-под обстрела изумленных взглядов, которые исподтишка бросали на нее соплеменники, она вздохнула с облегчением. В полумраке пещеры было намного проще не обращать внимания на любопытных.
Когда Эйла приблизилась к очагу, Иза вытаращила глаза от изумления. Но она быстро взяла себя в руки и отвернулась, ни словом не упомянув про добычу Эйлы. Целительница не знала, как к этому отнестись. Креб, сидевший поодаль на медвежьей шкуре, так погрузился в свои размышления, что вообще не заметил Эйлу. На самом деле он прекрасно видел, как она вошла в пещеру, но, прежде чем она оказалась у очага, шаман успел придать своему лицу отсутствующее выражение. Окруженная всеобщим молчанием, Эйла робко положила кроликов около огня. Но тут вбежала Уба. Увидев кроликов, девочка вовсе не пришла в замешательство.
— Неужели ты сама убила их, Эйла? — восхищенно спросила она.
— Да, — кивнула Женщина, Которой Дозволено Охотиться.
— На вид они такие жирные и наверняка вкусные. Мать, мы съедим их сегодня на ужин?
— Думаю, да, — кивнула Иза, так и не поборов неловкости.
— Я сейчас их разделаю, — предложила Эйла, поспешно вытаскивая нож из кармана накидки.
Несколько мгновений Иза молча наблюдала за ней, потом подошла и забрала нож у нее из рук.
— Отдохни, Эйла. Ты добыла кроликов, я их разделаю.
Эйла послушно передала кроликов матери, и та содрала со зверьков шкурки, разрезала мясо на куски и подвесила жариться над огнем. Эйла, смущенная не меньше, чем Иза, все еще не знала, куда девать глаза.
— Сегодня у нас будет славный ужин, Иза, — заметил Креб, по-прежнему избегая напрямик выражать свое отношение к охотничьим трофеям Эйлы. Что до Убы, она не ведала подобных сомнений.
— Кролики — это здорово, Эйла, — с детской непосредственностью заявила она. — А в следующий раз постарайся убить куропатку. — Как и Креб, девочка обожала лакомиться нежным и жирным мясом этих птиц.
Когда Эйла вновь принесла в пещеру свою добычу, потрясение уже было не столь велико. Вскоре все привыкли, что она охотится. Теперь, когда у очага Креба появился свой охотник, шаман зачастую отказывался от своей доли в добыче других охотников. Он брал лишь мясо крупных животных, которых могли убивать только мужчины.