Клан Пещерного Медведя

Бруд подал особый знак, и глаза Эйлы округлились от изумления. Она могла ожидать от него всего, только не этого. Иза объяснила ей, что мужчины занимаются этим лишь с женщинами, которых находят привлекательными. А уж в том, что Бруд считает ее страшилищем, сомневаться не приходилось. От Бруда не ускользнуло, что его требование ошеломило Эйлу. Ее смятение разожгло его желание. Он вновь подал знак, требуя, чтобы она приняла позу, позволявшую ему утолить свою надобность, позу соития.

Эйла прекрасно понимала, чего он ждет. Иза все объяснила ей в подробностях, к тому же, подобно всем детям Клана, Эйла каждый день наблюдала, как совокупляются взрослые. Дети во всем подражали взрослым и нередко играли в соитие, точно так же, как играли в охоту. Изображая взрослого, маленький мальчик, взгромоздившись на свою подружку, принимался ерзать туда-сюда. Эйлу подобное зрелище всегда приводило в недоумение. Она не понимала, зачем надо заниматься этим.

Такие игры приводили к тому, что многие девочки в Клане лишались девственности задолго до наступления зрелости. Не только подросшие мальчики, вполне развитые телесно, но еще не принесшие первой добычи, но и взрослые охотники находили удовольствие в сношении с юными красавицами. Правда, большинство юношей, вырастая, считали ниже своего достоинства играть в подобные игры с малолетними девчонками.

У Эйлы в Клане не было товарищей по играм. Правда, Ворн приходился ей почти ровесником, но Эйла еще в детстве отпугнула его раз и навсегда. К тому же Ворн ей не особенно нравился. Он во всем подражал Бруду и потому был с Эйлой груб и заносчив. Несмотря на стычку, происшедшую в первый день его обучения, мальчик обожал Бруда. Он не питал ни малейшего желания играть с Эйлой во взрослых, и никто другой тоже. Ей еще ни разу не довелось хотя бы изобразить соитие. Как ни странно, Эйла, выросшая среди людей, для которых совокупляться было так же естественно, как и дышать, оставалась девственницей.

Сейчас ее обуревала паника. Она понимала, что исполнить требование Бруда необходимо – такова обязанность женщины. Но она не могла преодолеть отвращения к нему. К великой своей радости, Бруд заметил, что щеки Эйлы залились краской. «Да, это неплохая мысль», – похвалил он себя. Видя ее растерянность, он возбуждался все сильнее. Эйла попробовала подняться, но он приблизился к ней вплотную и толкнул, заставив вновь опуститься на землю. Эйла замерла, чувствуя, как Бруд обдает ее своим горячим дыханием.

Наконец он пришел в нетерпение, повалил Эйлу и задрал свою набедренную повязку, обнажив затвердевшую напряженную плоть. «Что это ей вздумалось заартачиться? – с раздражением думал он. – Она должна быть счастлива, что мужчина снизошел до нее, уродины. До сих пор на нее никто не польстился». Задыхаясь от злобы и желания, он сорвал с нее накидку.

Когда Бруд навалился на Эйлу, внутри ее словно что-то оборвалось. Она чувствовала, что не может утолить его надобность. Это было слишком мерзко. Она позабыла обо всем: о том, что обязана повиноваться мужчине и охотнику, о том, что за непокорность ожидает суровое наказание. Выскользнув из-под Бруда, Эйла вскочила на ноги и уже хотела броситься наутек, но спастись от Бруда ей не удалось. Он схватил ее, швырнул на землю и мощным ударом кулака разбил ей губы. Забава нравилась Бруду все больше. Как часто ему хотелось ударить эту дрянь, но приходилось сдерживаться. Здесь никто не помешает ему, никто не придет ей на помощь. К тому же у него была веская причина: она отказывалась выполнить его законное требование, дерзко отказывалась.

Эйла точно обезумела. Она отчаянно пыталась вырваться, но Бруд опять ударил ее. Он и сам не ожидал, что сумеет довести ее до такого исступления. Теперь, когда это удалось, похоть его все распалялась. Наконец-то он ее проучит, наконец-то отплатит ей за все. Он наносил сокрушительные удары, с наслаждением наблюдая, как она съеживается, стоит ему занести кулак.

Голова у Эйлы кружилась, из разбитых губ и носа хлестала кровь. Она брыкалась, извивалась, но Бруд крепко прижимал ее к земле. Напрасно она колотила по его волосатой груди – тело Бруда было твердым как камень. Ее сопротивление довело до крайности охватившее Бруда возбуждение. Никогда он не испытывал ничего подобного – ярость усиливала желание, желание прибавляло силы кулакам. Упиваясь испугом и унижением Эйлы, он осыпал ее ударами.

Эйла почти теряла сознание, когда он разодрал ее накидку и раздвинул ноги. Одним грубым толчком он глубоко проник внутрь ее. Крик боли, сорвавшийся с ее губ, придал остроты его наслаждению. С лихорадочной поспешностью стремился он удовлетворить сжигавшее его желание, заставляя ее кричать еще и еще. Наконец вожделение оставило его.