Клан Пещерного Медведя

– А почему ты думаешь, что у меня их нет? Я потому и целительница, что ношу в себе частицы всех душ Клана – как мужчин, так и женщин. А через свой Клан и всего большого Клана. Целительница помогает людям прийти в этот мир и заботится о них на протяжении всей жизни. Когда женщину посвящают в магию растений, каждый отдает ей частицу своей души, не важно, спасала она его от смерти или нет. Когда же человек умирает и отправляется в мир духов, – продолжала Иза, – целительница теряет часть его души. Некоторые считают, что она после этого вынуждена усерднее трудиться, но большинство целительниц и без того стараются. Далеко не каждая женщина может стать целительницей, и не каждая дочь может наследовать ее положение в Клане. Для этого у женщины должно быть что-то такое внутри, из-за чего она хочет помогать людям. У тебя это есть, поэтому я стала тебя обучать своей магии. Впервые, я это поняла, когда ты вскоре после рождения Убы притащила в пещеру раненого кролика. Ты даже не задумывалась об опасности, когда бросилась спасать Оуну. Целительницы нашего рода имеют наивысшее положение в Клане. Ты тоже будешь принадлежать к нашей ветви, Эйла.

– Но ведь я тебе не родная дочь, Иза. Ты единственная мать, которую я помню, но рождена я не тобой. Разве могу я продолжить вашу ветвь? У меня нет вашей памяти. Я даже толком не понимаю, что это такое.

– Наша ветвь имеет наивысшее положение в Клане, потому что мы всегда были лучшими. Моя мать, ее мать и все мои прародительницы, насколько я помню, слыли лучшими целительницами. Каждая из них передавала своей последовательнице опыт и знания. Ты тоже наша, Эйла, и я обучила тебя. Ты будешь владеть моими знаниями. Возможно, не всеми – я сама не подозреваю, сколько всего знаю, – но тебе их будет достаточно, потому что у тебя есть кое-что еще. У тебя есть дар, Эйла. Мне думается, ты тоже из рода целительниц. И когда-нибудь станешь лучшей в нашем деле.

У тебя нет нашей памяти, детка, но ты умеешь думать и распознавать, что болит у человека. Если знаешь, что болит, можно оказать помощь, а ты знаешь, как это сделать. Я не подсказывала тебе, что нужно приложить снег к ожогу Брана, когда его ошпарила Ога. Возможно, я поступила бы так же, но тебе я этого не говорила. Твой дар, твой талант, возможно, не уступает нашей памяти, а может, и превосходит ее – кто знает? Хорошая целительница есть хорошая целительница. Остальное – не важно. Ты продолжишь нашу ветвь, потому что из тебя выйдет хорошая целительница, Эйла. Ты будешь достойна своего положения, ты станешь одной из лучших.

Жизнь Клана вошла в привычный ритм. Одного улова хватало, чтобы загрузить женщин работой на целый день. Больше происшествий не было, но Оуна участия в ловле не принимала. Друк решил, что ей лучше подождать до следующего года. К концу осетрового нереста рыбы становилось все меньше и меньше, а у женщин появлялось больше времени для отдыха. По берегу вытягивались ряды сохнущей рыбы, вялить которую требовалось несколько дней.

В долине ручья Друк собирал осколки кремня, смытые с гор и вынесенные половодьем на берег. Иногда он мастерил из них инструменты прямо в лагере. В один из таких дней, незадолго до возвращения в пещеру, Эйла увидела, что он пришел с узелком к бревну, за которым обычно работал, и сама, склонив голову, села напротив него. Она любила наблюдать за тем, как ловко кусок кремня в его руках превращается в орудие труда.

– Эйла хотела бы посмотреть, если мастер не возражает, – показала она жестами, когда Друк обратил на нее внимание.

Он кивнул в знак одобрения.

Эйла устроилась на бревне и стала молча следить за его работой. Она уже не раз наблюдала за ним. Друк знал, что она проявляет к его делу искренний интерес и не будет ему помехой. «Если бы Ворн был так заинтересован», – думал Друк. Никого из молодежи не увлекало изготовление инструментов, а Друк, как искусный мастер, мечтал кому-нибудь передать свой опыт.

«Может, этим заинтересуется Груб», – размышлял Друк. Он был рад, что у его женщины вскоре после того, как она отняла от груди Оуну, родился мальчик. Друк никогда не жил такой полноценной жизнью, как сейчас, и ничуть не жалел, что согласился взять к себе Агу с двумя детьми. Даже Аба была ему не слишком в тягость – пожилая женщина всегда заботилась о нем, когда ее дочь занималась детьми. Правда, Аге недоставало чуткости, которой отличалась мать Гува, и Друку с самого начала пришлось указать ей свое место. Зато она была молода, полна здоровья и принесла ему сына, на которого Друк возлагал большие надежды. Сам же мастер обучился своему ремеслу от мужчины матери своей матери и теперь мог оценить, как приятно было старику, когда подросший Друк стал проявлять к его делу интерес.