Клара и тень

После сеанса подписей ее перевезли в гостиницу. Рядом с ней постоянно был охранник, даже в номере, потому что теперь она была бессмертной картиной. «И никак нельзя допустить, чтобы бессмертная картина умерла», — весело подумала она.

Все произошло около пяти вечера. Герардо и Уль отвезли ее в «Старое ателье», большой комплекс зданий Фонда в районе Плантаж, и окрасили в одной из кабинок с односторонними стеклами в подвальном помещении. После того как она просохла, на нее надели стеганое платье и перевели ее в зал подписей. Почти все картины «Рембрандта» уже были готовы. Она увидела невероятные вещи: двух моделей, привязанных за щиколотки головой вниз рядом с муляжом вола, полк окровавленных копейщиков, прекрасный кошмар голландских пуританских костюмов и наготу мифической плоти. Увидела Густаво Онфретти, привязанного к кресту, и Кирстен Кирстенсен, распростертую на операционном столе. Впервые встретилась с двумя Старцами из «Сусанны»: первый был очень худым, с блестящими глазами, а второй — величиной со шкаф. Она сразу же узнала первого, несмотря на изменившую его лицо краску, — это был старик, который проходил досмотр в смежной комнате в аэропорту «Шипхол». На них были широкие одежды, а оттенок лица наводил на мысль о похотливости и печеночной болезни. Она едва перемолвилась с ними словом, потому что ее должны были поставить на подиуме в позе ее персонажа: без одежды, пригнувшись у ног Первого Старца, совершенно обратившись в Сусанну, без всякой защиты.

Прошло много времени, прежде чем подошла свита ван Тисха. Ей показалось, что она различила Герардо и Уля. Может, еще того чернокожего ассистента, который приезжал к ним на фургончике две недели назад. Сжавшись на полу, она смотрела на шествие босых девушек, босых мужчин — вероятно, моделей для эскизов. И мрачные стволы черных брюк ван Тисха. Голландские слова. Голос ван Тисха. Другие голоса. Бряцание инструментов. Кто-то зажег мощный софит и направил на нее. Жужжание электрической машинки для татуировки.

Клару подписывали много раз, она была прекрасно знакома с физическим фактом, что художник может подписать какую-нибудь часть ее тела очень тонкими инструментами. Но теперь все было совсем по-другому. Такое ощущение, будто все впервые. Быть оригиналом ван Тисха — это на самом деле что-то другое, отличное от всего прежнего. У нее было чувство законченности, завершенности. В свои двадцать четыре года она полностью завершена. Но там, за финальной чертой и за экстазом, кто ее поймет? Кто будете ней на этом пути в темноту? Кто поддержит ее, чтобы переход к высшему прошел быстро? Внезапно, за секунду до того, как ее коснулась игла, она перестала мыслить и желать. Ощутила некую пустую темноту внутри себя, как будто она сама ушла и перед уходом выключила свет. «Я уже мыслю как насекомое, — вспомнила она тогда слова Марисы Монфорт, грунтовщицы воспоминаний. — Я уже настоящее

произведение искусства».

Что-то коснулось ее левой щиколотки. Она почувствовала движение иглы, пишущей на кости «БвТ». Конечно, она не взглянула на ван Тисха, когда он ее подписывал. И знала, что он тоже не смотрит на нее.

А теперь в гостинице, в эту первую ночь, она ждала.

Завтра — тот день. Завтра она выставится в первый раз.

Когда она наконец заснула, ей приснилось, что она снова стоит перед дверью на чердак дома в Альберке, но она — не восьмилетняя девочка, а двадцатичетырехлетняя женщина, и на щиколотке у нее подпись ван Тисха. Несмотря на это, ей так же хотелось зайти на чердак. «Потому что я еще не видела ужасного. Я — картина ван Тисха, но я еще не видела ужасного». Она подошла к двери и открыла ее. И тогда кто-то остановил ее, схватив за руку. Она обернулась и увидела отца. У него был до смерти напуганный вид. Он что-то кричал и дергал ее за руку, словно пытался не дать ей войти внутрь. Рядом с отцом стоял Герардо и тоже кричал. Они будто хотели ее спасти от смертельной опасности.

Но она высвободилась из всех державших ее рук и бросилась к полумраку в глубине.

* * *

Потому что в глубине — только полумрак.

Эйприл Вуд открыла глаза. Вначале она не могла вспомнить, где она и что здесь делает. Подняла голову — и увидела, что лежит на широкой кровати посреди погруженной в сумрак комнаты. Она поняла, что это отель «Вермеер» в Амстердаме и что она приехала накануне вечером, чтобы попасть на сеанс подписей Мэтра в «Старом ателье». Теоретически сеанс подписей не был публичным мероприятием, но служащие Фонда при желании могли на нем присутствовать. Вуд хотела увидеть законченные и поставленные в нужные позы картины, хорошо ознакомиться с ними, как это уже, несомненно, сделал Художник. Потом, по окончании сеанса, она вернулась в отель и легла, накачавшись снотворного до такой степени, что даже не сняла с себя одежду. На ней был все тот же узкий черный костюм с блестками, который она надела, чтобы идти в «Ателье». Она взглянула на часы: 20:05, пятница, 14 июля 2006 года. До открытия «Рембрандта» осталось двадцать четыре часа.