Клара и тень

Маркус Вайс держит меж сомкнутых пальцев точку. «Друзья мои, это намного западлистее, чем кажется». Жест таков: левая рука вытянута ладонью кверху, пять пальцев образуют маленькую вершину. Если достаточно соединить подушечки пальцев, пустота в центре исчезает в кривых плоти. И там, в центре, находится та точка, которую удерживает Маркус. «Думаете, это ерунда? Нет, друзья мои, это западло».

Во время подготовки эскизов Кейт Нимейер сначала положила на пальцы Маркуса пинг-понговый шарик. В следующем эскизе его сменил небольшой стеклянный шарик, потом зерно турецкого гороха, а потом крохотная зеленая горошинка, как в детских сказках. В конце концов Кейт решила, что лучше не держать ничего. «Замысел таков: нужно продолжать с шариком, но теперь с невидимым. Ты предлагаешь его публике. Публика смотрит и думает: что это у него между пальцев? Это привлечет внимание, и они к тебе подойдут». Маркус согласен, любопытство – классная приманка для художника, который умеет ею воспользоваться.

В тот вечер он держал невидимую точку уже несколько часов. Какая-то светловолосая девочка в оранжевом платье и красных очках (одна из последних посетительниц) встала на цыпочки, чтобы разглядеть, что прячется в пальцах Маркуса. Вайс так и не увидел, какое у нее было выражение, когда девочка наконец убедилась, что там ничего нет: он – картина и обязан смотреть окрашенными в белый цвет глазами вперед. Непонятно, какого черта такая маленькая девочка делает в галерее, где выставляются только картины для взрослых. Вообще Маркус запретил бы себя показывать детям младше тринадцати. Детей у него не было (да и у какой картины они могли быть?), но он глубоко уважал детей и считал, что его «наряд» в картине Нимейер – далеко не детский: он был полностью обнажен, тело покрыто бронзовым лаком с помощью накожного аэрографа, а пенис и тестикулы (депилированные, открытые взгляду) – матового белого цвета, так же, как глаза. На лбу у него красовался роскошный плюмаж из желтых и небесно-голубых перьев с пурпурными точками в форме орнамента ацтеков или ливреи тропической птицы. Каждая его точеная мышца, вылепленная годами терпеливой работы, достойной создателя макетов, блестела бронзовым металлическим оттенком, отражая движущиеся тени и вспышки галогенных прожекторов.

Устав держать Ничто, он обрадовался, заметив, что подошло время закрытия. Он узнал об этом, когда вошел рабочий из группы персонала, обслуживающего картину «Ритм/Равновесие» работы Филиппа Моссберга. Масло «Ритм/Равновесие» выставлялось напротив него – семнадцатилетнее полотно по имени Аспазия Данилоу, окрашенное в мягкие, чуть ли не выцветшие тона, не скрывавшие сложения. Его лобок не был депилирован, потому что Моссберг всегда использовал в картинах недепилированные полотна. Аспазия моргнула, шевельнулась, отдала рабочему атласную простыню, которую держала в левой руке, и легко прошагала в душевую, помахав Маркусу на прощание. «До завтра, Маркус, увидимся, конечно, увидимся, целый день будем друг на друга смотреть». Неплохая картина была из хорошенькой Аспазии. Маркус думал, что она далеко пойдет, но ей только семнадцать, и это ее первый оригинал. Когда она только появилась в галерее, Маркус попробовал ее заарканить, но девчонка придумывала отговорки и постоянно отвергала его осаду, пока он не понял, что в определенных вопросах Аспазия уже чрезвычайно опытна.

Маркус был картиной Кейт Нимейер «Хочешь поиграть?». Он стоил двенадцать тысяч евро и не надеялся на то, что его продадут. Он уходил последним. Никто из персонала не помогал ему. Никто не подошел, чтобы снять плюмаж: ему пришлось собираться самому. Ладонь, в которой он удерживал Ничто, слегка болела. Рука тоже.

– Оревуар, Хабиб.

– Оревуар, господин Вайс.

Он убрал босые, окрашенные в бронзовый и черный цвета ноги с блестящей дорожки Хабибова пылесоса. У него были чудесные отношения с ответственным за уборку этого этажа. До переезда в Мюнхен Хабиб жил в Авиньоне, и знавший этот город (он дважды выставлялся водной из галерей на берегу Роны) и восхищавшийся им Вайс с удовольствием угощал марокканца пивом и сигаретами и оттачивал свой французский. Кроме того, великий Хабиб занимался дзен-медитацией: чтобы подружиться с Маркусом, лучше не придумаешь. Они делились книгами и мыслями.

Но в тот вечер он сразу попрощался с Хабибом. Он спешил.

Ждет ли онаего? Он думал, что да, не решаясь предположить обратное. Они познакомились накануне вечером, но у Маркуса было достаточно опыта, чтобы понять: эта девушка не из тех, кто принимает все в шутку. Кем бы она ни была и что бы ей ни было от него нужно, Бренда играла всерьез.