Класс: путеводитель по статусной системе Америки

Как мы уже видели в примере с наклейками на заднее стекло автомобиля, даже, казалось бы, ничем не примечательные колледжи ценятся весьма высоко, их аура обретает чуть ли не какую-то сакральность. Серьезно, в качестве институтов, которые чтут все, колледжи, похоже, вытесняют церковь – никто же не лепит на стекло автомобиля стикер со словами «Братство святого имени, Порт Гурон, Мичиган» или «Первая баптистская церковь Эльмайры». Вы можете оценить престижность высшего учебного заведения, приглядевшись к тому, насколько окружающие торопятся подчеркнуть свою к нему причастность. Когда некая институция, заинтересованная в увеличении прибыли и не гнушающаяся обмана и мелкого жульничества, желает повысить свой статус, она начинает имитировать повадки университета. Так в «The New York Times» в придачу к ее ежедневной педагогической назидательности появляется колонка «Еженедельный тест по главным новостям» – будто газета как-то связана со сферой образования. (Какой другой газете придет в голову торжественно напечатать строки, которые напечатала «The New York Times» 2 ноября 1982 г.: «В статье от.., в субботу, было некорректно указано количество вариантов расположения граней кубика Рубика. Правильный ответ 43 252 003 274 489 856 000».) Следуя аналогичному позыву, брокеры и жулики-риелторы проводят «семинары». Самые откровенные лобби в Вашингтоне, те, что погрязли во взяточничестве и вымогательстве, любят называть себя институтами – словно какой-нибудь Институт передовых исследований в Принстоне или Институт современного искусства в Университете Пенсильвании. И таким образом в нашей столице появляются Институт табака, Институт алкогольных напитков, Институт пищевых добавок и масел, и т.п. В некоторых таких «институтах» есть даже «кафедры» и «профессура». Как гласит подпись к журнальной колонке, один такой бумагомарака «занимает должность заведующего кафедрой имени ДеВитта Уоллеса в области коммуникаций в Институте американских предприятий».

Страстное стремление, обуревающее поголовно все классы, обрести статус благодаря ассоциации с университетами, научными сообществами, «наукой» вообще и т.д. – словом, с чем угодно, только не с коммерцией, производством и «маркетингом» – можно усмотреть и в тональности, избранной Моргановской библиотекой для привлечения спонсоров: их именуют не донорами и не благотворителями, а «членами научной коллегии» (Fellows). Далее, в зависимости от суммы пожертвований, предлагаются градации членства: на вершине – «постоянные члены» (напрашивается ассоциация с «полным профессором на бессрочном контракте» – ну или же с услугой «вечной заботы» на вашем местном кладбище). Ступеньками пониже идут «почетные члены», затем «действующие члены» и, наконец, просто «члены коллегии».

Престиж американских колледжей и университетов столь велик, что от них удивительным образом отскакивает всякая критика, оскорбления не достигают цели, – во всяком случае, так оно сложилось начиная с 1940-х годов, когда университетское образование, благодаря закону о реабилитации ветеранов войны (так называемый G.I. Bill, «солдатский билль о правах», принят в 1944 году), начали продавать обывателю как самую высокоморальную часть послевоенной системы социальной поддержки. На протяжении многих лет никто, кроме сенатора Маккарти в 1950-х и радикально настроенных студентов в 1960-х и 1970-х, не высказывал никаких особенно критических суждений по поводу их недостатков или притязаний. В результате самые нелепые игры и фокусы этих институций проскакивали без каких бы то ни было возражений – так страшились возможные критики обвинений в антиинтеллектуализме. (Как будто интеллект – это товар, значимый где угодно, только не в этой крошечной группе учебных заведений.) Попытки как-то ранжировать колледжи наталкиваются на особый ужас и сопротивление. Намекать, будто учебные институции образуют свою собственную классовую систему, многим кажется столь же оскорбительным, как намекать на существование классов и в «реальной жизни».