Много лет царствовал Эдип в земли фиванской, любимый своими подданными, чтимый всеми за свою мудрость и доброту. Он был окружен цветущею семьей; Иокаста родила ему четверых детей: двоих сынов – Полиника и Этеокла, и двух дочерей – Антигону и Исмену. Но не забыли боги его преступных деяний и не оставили их безнаказанными. Хотя преступления Эдипа были совершены им по неведению, невольно; но ими нарушались и оскорблялись самые основы нравственного бытия человека, потому-то боги и обличили, наконец, деяния Эдипа и покарали его. По воле богов, фиванская земля была поражена страшным мором: тысячами умирали люди, падал скот на полях, гибли хлебородные нивы. В такой беде Эдип послал в Дельфы шурина своего Креонта спросить оракула, чем может избавиться город от тяготеющего над ним бедствия. Народ же фиванский толпами ходил по храмам и собирался у алтарей богов, принося им жертвы и моля о спасении.
Раз толпа народа, предшествуемая жрецами, собралась на площади, пред дворцом Эдипа. Старцы, дети и юноши – все, с молитвенными ветвями в руках, сели на ступенях алтарей, курившихся жертвенным фимиамом. Думали и надеялись фиванцы, что мудрый царь найдет средство спасти от беды свой народ. Эдип вышел к народу и, обратившись к почтеннейшему из старцев, жрецу Зевса, осведомился о причине появления народной толпы перед дворцом.
– Ты видишь, царь, – отвечал жрец Зевса, – какое бедствие тяготеет над городом: гибнуть поля и нивы наши, мрут стада на пастбищах, пустеют жилища людей, Аид же наполняется стенаниями и плачем фиванцев. Пришли же мы к тебе с просьбой: мы считаем тебя первым из людей; ты однажды уже спас город наш от гибели; молим тебя и теперь, измысли спасение городу Кадма.
– О, бедные дети мои! – отвечал Эдип. – Не безызвестно было мне, зачем собрались вы здесь; знаю, что все вы скорбите и болеете, но из всех вас никто не болеет так, как я: каждый из вас страдает лишь за себя, моя же душа болит и скорбит и за меня, и за весь народ фиванский. Вы не спящего пробудили меня от сна своими мольбами и воплями, – нет, денно и нощно скорбел я и плакал о вашем горе, измышлял средства спасения и, что мог придумать, тотчас же привел в исполнение. Я послал шурина моего Креонта в дом Феба в Дельфы, чтоб он спросил, чем можно спасти город наш от бедствия. Заботит меня теперь, отчего он так долго не возвращается. Когда же Креонт принесет нам веление оракула, я исполню все, что прикажет бог, – иначе я был бы дурным царем.
Едва Эдип кончил свою речь, явился Креонт, украшенный, как подобает вестнику бога, лавровым венком, и сообщил народу веление оракула: фиванцы должны открыть живущего среди них убийцу Лая и, как осквернителя страны, предать его смерти или навсегда изгнать с фиванской земли. Эдип стал осведомляться о том, как именно погиб старый царь, и узнал, что Лай был убить разбойниками на пути из Фив в Дельфы, что, вместе с царем, убиты были и все его спутники, за исключением одного, который успел спастись бегством. Ужас, наведенный на Фивы сфинксом, был причиной того, что фиванцы не занялись в то время обстоятельным расследованием дела. Раб, сообщивший гражданам Фив весть о смерти царя Лая, солгал, сказав, что господин его был убить разбойниками: ему стыдно было признаться, что всего лишь один человек пересилил и перебил такую толпу царских спутников, а его самого заставил искать спасения в бегстве.
Не предчувствуя, что сам он и есть тот убийца, которого повелел отыскать оракул, Эдип ревностно принялся за розыски. Он распустил собравшийся вокруг его жилища народ и призвал к себе на совет народных старейшин. Лишь только собрались старейшины, царь сообщил волю богов и потребовал от них содействия в розыске преступника.
– Если кому из вас, – говорил им Эдип, – известен убийца Лая, тот должен тотчас же назвать его. Если убийца сознается сам в своей вине, он будет наказан только изгнанием. Кто же из страха за друзей своих укроет виновных в убийстве Лая и тем самым станет их соучастником, тот будет изгнан из этой страны; я воспрещаю ему участие в жертвоприношениях и служение богам, воспрещаю и всякое общение с гражданами. Если же убийца Лая утаится и не обличит себя перед нами, пусть поразит его мое проклятие, да влачит он жизнь свою в болезнях и муках, и дни его да окончатся в несчастьях. Если бы я сам заведомо укрыл злодея-убийцу, пусть и меня поразит произнесенная мною клятва.
Старейшины уверяли царя, что они неповинны в смерти Лая, что им неизвестны виновные в убийстве и что прежний царь, по слухам, убить какими-то путниками. Посоветовали они ему обратиться к прорицателю Тиресию, вещему служителю Аполлона: прозорливый старец Тиресий скорей, чем кто-либо иной в Фивах, сможет открыть убийцу.
Эдип отвечал старейшинам, что он, по совету шурина своего Креонта, посылал за прорицателем, и неизвестно, почему тот до сих пор не явился.