Куда это едешь ты, отец, в такой час, когда все люди покоятся сном? Или ты не боишься данайцев? Коли кто из них увидит тебя в поле ночью и с такой поклажей, беда тебе будет: сам ты слаб и хил, и проводник у тебя такой же старец, как ты: вас обидит первый встречный. Меня ты не бойся, я не оскорблю тебя. Я и другого отразил бы от вас: сильно, старец, напоминаешь ты мне видом моего родителя.
– Справедливо говоришь ты, сын мой, – отвечал юноше Приам. – Но, видно, не отступились еще от меня боги, если посылают такого спутника, как ты.
– Скажи мне правду, – продолжал юноша. – Ты ведь, желая спасти свои богатства, отсылаешь их в чужую землю? Верно, хотите вы покинуть Трою? Ведь пал ее защитник, любезный сын твой, не уступавший доблестью в боях никому из ахейцев!
– Кто ты, добрый юноша? – воскликнул Приам. – Откуда ты родом? Радуют скорбное сердце старца твои речи о павшем Гекторе, злополучном моем сыне!
– Отца моего зовут Поликтором, – отвечал юноша. – Я – служитель Ахилла, мирмидонец родом, сына твоего я часто видел в боях в те дни, когда Ахилл, гневаясь на царя Агамемнона, не пускал нас на ратное поле: издали сматривали мы на Гектора и дивились, как сокрушал он ахейцев губительной медью.
– Если ты подлинно служитель Пелида Ахилла, – взмолился Приам, – скажи мне, умоляю тебя: лежит ли тело сына моего до сих пор при судах или Ахилл рассек его на части и разбросал алчным псам мирмидонским?
– Ни псы не терзали тела Гектора, ни смертное тление не прикасалось к нему: невредимый лежит он до сего времени у судов. Правда, Пелид ежедневно на утренней заре волочит тело вокруг гроба друга своего Патрокла, но мертвец невредим, сам ты изумишься, когда его увидишь: свеж и чист лежит сын твой, как умытый росою, нет на нем ни пятна нечистого Так милосердуют боги о твоем сыне. даже и мертвом: близок был он всегда сердцу бессмертных олимпийцев.
Возрадовался тут старец и, радостный, воскликнул:
– Сын мой, блаженны приносящие небожителям должные дани. Сын мой всегда чтил богов, и это помянули бессмертные теперь, после его злополучной кончины.
Вынул Приам из короба золотой кубок и, подавая его юноше, просил, чтобы он принял их под свою защиту и проводил до шатра Ахилла.
Юноша побоялся принять дар тайно от своего вождя, но охотно согласился проводить путников, быстро вскочил в колесницу и, захватив могучими руками вожжи, погнал коней к стану мирмидонцев.
Радовался старец Приам, что боги послали ему в защитники и провожатые доброго, сильного юношу: юноша же этот на самом деле был Гермес, посланный с Олимпа на помощь Приаму отцом своим Зевсом.
В то время как Приам с двумя своими спутниками подъехал к ахейскому стану, воины, стоявшие на страже у ворот, вечеряли. Гермес, прикоснувшись к ним своим чудодейственным жезлом, погрузил их всех в глубокий, сладостный сон, отодвинул запор у ворот и ввел Приама и его повозку с дарами внутрь стана. Вскоре достигли они шатра Ахилла. Шатер этот, построенный из крепкого елового леса и крытый мшистым, толстым камышом, стоял посредине стана, на широком дворе, обнесенном высоким частоколом: ворота, ведшие во двор, запирались толстым еловым засовом: трое силачей едва могли отодвигать тот засов, Ахилл же легко отодвигал и задвигал его один. Гермес отворил перед старцем ворота и ввел его с дарами на двор, потом, обратившись к Приаму, сказал:
– Перед тобою, старец, не смертный юноша – перед тобой стоит Гермес, сошедший с Олимпа: отец мой послал меня тебе в провожатые; ступай же скорее к Ахиллу, припади к ногам его и моли выдать тебе тело сына.
Вслед за этим Гермес скрылся с глаз Приама и вознесся на высоковершинный Олимп.
Приам же поспешно сошел с колесницы и, оставив Идея у воза с дарами, вошел в шатер. Ахилл в ту пору сидел за столом, только что окончив вечернюю трапезу: в некотором отдалении, за другим столом, сидели и вечеряли друзья его. Никем не замеченный, старец тихо подошел к герою, пал к его ногам и стал покрывать поцелуями руки – страшные руки, сгубившие у Приама стольких сыновей.
– Вспомни, бессмертным подобный Ахилл. – так начал старец, – вспомни отца своего, такого же старца, как я: может быть, в этот самый миг и его теснят злые враги, и некому избавить дряхлого старца от горя. Но отец твой все-таки счастливей меня: он веселит сердце надеждой, что сын его скоро возвратится к нему из-под Трои, невредимый, покрытый славой; у меня же, несчастного, нет надежды! Пятьдесят сыновей было у меня, и большую часть их истребил мужегубец Арей; один сын оставался у меня, старика: он был опорой и защитой всем троянцам, – ты убил и его. Я ради него пришел к тебе, Пелид: принес я тебе за Гектора выкуп. Почти богов, Ахилл, побойся их гнева, сжалься над моими несчастьями, вспомни своего отца. Я еще более жалок, чем он, я переношу то, чего не испытывал ни один смертный на земле: лобзаю руки убийце детей моих!