Классические мифы Греции и Рима

– Пусть совершится то, что предназначили мне боги. Ты же скажи мне, как сделать, чтобы узнала меня и заговорила со мной тень, моей матери: неподвижная, сидит она, будто не смеет поглядеть сыну в лицо и завести разговор с ним».

Тиресий открыл Одиссею, что только испив крови, тень получает сознание и возможность говорить разумно. Когда удалился прорицатель, Одиссей дал тени матери своей испить жертвенной крови. Тотчас узнала тогда его мать и с тяжким вздохом сказала ему:

– Сын мой, как мог ты, живой, проникнуть в туманную область Аида? Скажи мне, ты прямо из Трои? Неужели ты не был в Итаке и не видал ни дома отцов, ни супруги?

Одиссей же в ответ ей:

– Милая мать, всевластная судьба привела меня к жилищу Аида: я должен был вопросить душу Тиресия Фивского. В землю ахейцев я не мог возвратиться, отчизны я не видел: бесприютно скитаюсь с тех пор, как с царем Агамемноном поплыл в Илион, богатый конями. Ты же скажи мне, мать, какою из парок предана ты в руки смерти? Медленный ли недуг сразил тебя, или вдруг Артемида-богиня убила легкой стрелою? Также скажи о покинутых мною отце и сыне. Сохранился ли им сан мой? Или другой избран на мое место и меня считают уже в народе погибшим? Скажи мне, что делает дома жена Пенелопа? С сыном ли живет она, неизменная в верности мужу, или сочеталась уже браком с кемнибудь из ахейских владык?

И в ответ ему Антиклея сказала:

– Верная Пенелопа терпеливо ждет твоего возвращения; в слезах и печали проводит она долгие ночи и дни. Царский сан твой никому не отдан народом: Телемах владеет твоим достоянием и пользуется царскими почестями. Лаэрт же не ходит более в город. Он живет в поле: и дождливое зимнее время он вместе с рабами спит на полу у огня, покрытый убогой одеж дой, в летнюю же пору в виноградном саду находит себе ложе из опавших листьев. Там он лежит, сердцем сокрушается, плачет, и все о тебе: старость его безотрадна. Я умерла тоже от горя: не Артемида сразила меня быстрой стрелою, не болезнь, но тоска по тебе, Одиссей.

И умолкла Антиклея. Влекомый сердцем, Одиссей захотел обнять отошедшую душу матери: три раза руки свои он простер к ней, но три раза проскользнула она, как тень или призрак. И, полный скорби, воскликнул он тогда:

– Милая мать! Зачем не даешь ты мне прижаться к родимому сердцу и слезами облегчить вместе с тобою печальную душу? Или Персефона вместо тебя послала мне один лишь призрак, чтобы усилить мое великое горе?

Так говорил он, и Антиклея в ответ ему:

– Милый, злополучный сын мой! Персефона не желает вводить тебя в заблуждение: но такова судьба всех смертных, расставшихся с жизнью: крепкие жилы уже не связуют их мышц и костей; все истребляет огонь погребальный, лишь горячая жизнь покинет охладевшие кости: вовсе тогда душа исчезает, улетает как сон. Ты же поспеши с возвращением на радостный свет; но помни, что я сказала, и все повтори при свидании супруге.

Так говорили они. В это время явились Одиссею призраки жен и дочерей славных героев: все желали напиться крови. Обнажив длинноострый меч свой, Одиссей не допускал их всей толпой приблизиться к глубокой яме. Одна за другой подходили они и называли ему каждая свое имя. Прежде других подошли к нему дочь Салмонеева Тиро, мать Пелия и Нелея; Антиопа, мать Зета и Амфиона; Гераклова мать Алкмена: Мегара, супруга Геракла: Эдипова супруга Иокаста; Хлорида, супруга Нелея; Леда, мать Диоскуров; Ифимедея и много других жен и дев.

Когда разлетелись все эти тени, Одиссею предстала душа Агамемнона, окруженная душами тех арговян, которые убиты были с Агамемноном в доме Эгисфа. Напившись крови, Агамемнон узнал Одиссея. Тяжко, глубоко вздохнул он: заплакали очи; простерши руки, он ими хотел прикоснуться к Лаэртову сыну – напрасно; руки не слушались: не было в них ни сил, ни движения. Пролил слезы и Одиссей. Полный сострадания, он сказал ему:

– Сын Атреев, владыка мужей, Агамемнон, какою паркой ты предан навек усыпляющей смерти? В волнах ли тебя погубил Посейдон в грозную бурю, или на суше был умерщвлен ты рукою врага в бою из-за быков криворогих и баранов или из-за жен и сокровищ?

И сказал в ответ ему Атрид Агамемнон: