– А ведь загадал-то я, чтобы ты бритвой рассек оселок. Возьми же одно и другое и сделай то, что, как возвестили тебе твои птицы, может быть исполнено.
Тогда жрец, как передают, без промедления взмахнул бритвой и с одного маха рассек ею оселок.
С той поры изваяние Атта с покрытой головой долго еще стояло на том месте, где это случилось: на Комиции, на самих ступенях, по левую руку от курии. И камень, как говорят, был положен на том же месте, чтобы он напоминал потомкам об этом чуде.
А уважение к птицегаданию и достоинству авгуров стало так велико, что с тех пор никакие дела – ни на войне, ни в мирные дни – в Риме не велись без того, чтобы не вопросить птиц: будь то народные собрания, сбор войска, важнейшие дела отменялись, если не дозволяли птицы.
И в тот раз тоже – все касавшееся всаднических центурий Тарквиний оставил неизменным и лишь прибавил к числу всадников еще столько же, так что в трех центуриях их стало тысяча восемьсот.
Вновь набранные всадники были названы "младшими" и причислены к прежним центуриям, которые сохранили свои наименования.
Рассчет царя оказался верным, и в грядущей битве, когда почти все сабинское войско нашло свою судьбу в битве при реке Тибр, решающими были успешные действия римской конницы. Множество сабинян, хоть и спаслось от врага, нашло свою гибель в реке. Их щиты, принесенные течением к Риму, были замечены в Тибре и дали знать римлянам о победе едва ли не раньше, чем гонец успел принести весть о ней.
Завершив сабинскую войну, Тарквиний триумфатором возвратился в Рим. Последней его войной было покорение всего лат инского народа. С этого времени Тарквиний обращается к мирной деятельности с не меньшим усердием, чем отдавал себя войне.
Он стал обносить город каменной стеной в тех местах, где не успел еще соорудить укрепления. Он осушил в городе низкие места вокруг форума и другие низины между холмами, проведя к Тибру вырытые с уклоном каналы (ибо с ровных мест нелегко было отвести воды); во исполнение данного в сабинскую войну обета он заложил основание храма Юпитера на Капитолии, уже предугадывая душой грядущее величие этого места.
У Тарквиния от Танаквиль было двое сыновоей и дочь, которую он позднее выдал за своего воспитанника, сына рабыни Сервия Туллия.
13. Сервий Туллий
Отец Сервия Туллия был латином и его убили в одной из войн Тарквиния, а мать, беременную Сервием, привели пленницей. С тех пор она жила в царском доме, где и родила мальчика-раба, которому суждено было стать царем Рима.
Однажды в царском доме случилось чудо, дивное и по виду, и по последствиям. На глазах у многих, гласит предание, пылала голова спящего мальчика из числа целяди. Крики челядинцев, вызванные столь изумительным зрелищем, привлекли и царя с царицей, но когда кто-то из домашних принес воды, чтобы залить огонь, царица остановила его и велела прекратить и шум, запретив тревожить мальчика, покуда тот сам не проснется. Вскоре, когда мальчик открыл глаза, а вместе со сном исчезло и пламя. Тогда, отведя мужа в сторону, Танаквиль сказала:
– Ты видел этого мальчика, которому мы даем столь низкое воспитание? Это знак судьбы. Знай, что когда-нибудь случится так, что он будет нашим светочем, оплотом униженного царского дома. Давай же позаботимся о нем заранее как следует.
С этой поры с мальчиком обходились как с царским сыном, наставляли в науках, которые побуждают души к служению великому будущему. Юноша вырос с истинно царскими задатками, и, когда пришла пора Тарквинию подумать о зяте, никто из римских юношей ни в чем не сумел сравниться с Сервием Туллием – и царь просватал за него свою дочь.
Между тем на трицать восьмом году воцарения Тарквиния двое сыновей Анка Марция задумали против царя злое дело. – хоть они и прежде считали себя глубоко оскорбленными тем, что происками опекуна отстранены от отцовского царства и что в Риме в царствует пришелец не только что не соседского, но даже и не италийского рода. Однако не решаясь выступить против Тарквиния открыто, братья наняли двух пастухов, чтобы те убили Тарквиния.
Оба пастуха затеяли притворную ссору в преддверии царского дома и поднятым шумом собрали вокруг себя всю прислугу. Так как оба они призывали царя рассудить их спор и крики их доносились во внутренние покои, то обоих пастухов их пригласили к царю.
Стоя перед Тарквинием и тот и другой сперва вопили наперерыв и старались друг друга перекричать; когда ликтор унял их и велел говорить по очереди, они перестали наконец препираться и один начал заранее выдуманный рассказ.
Пока царь внимательно слушал говорящего, его сообщник занес и обрушил на царскую голову топор. После этого оба злодея кинулись бежать, но ликторы успели задержать их.
Среди общего смятения Танаквиль выставила всех прочь и велела запереть дом. Тщательно, как если бы еще была надежда, приготовила она все нужное для лечения раны, но поняла уже сама, что рана смертельная и муж ее находится при последнем издыхании.