Это известие повергло римский сенат в ужас, ибо царь Порсена тогда считался грознейшим из царей, как и сильнейшим из городов была его столица Клузий. Никогда прежде не бывало в сенате такой паники – настолько могущественным был тогда Клузий, настолько же грозным было и само имя Порсены. Боялись отцы-сенаторы не только врагов, но и собственных граждан, как бы римская чернь от страха не впустила в город царей, не приняла бы мир даже на условиях рабства. Поэтому сенат пустился во все тяжкие, чтобы угодить простому народу. Прежде всего позаботились о продовольствии: одни были посланы за хлебом к вольскам, другие – в Кумы. Затем приняли постановление о продаже соли, которая прежде шла по непосильной цене. Государство взяло на себя это дело, отобрав его у частных лиц.
17. Подвиг Горация Коклеса
Когда же враг подошел к Риму, все жители перебрались с полей в город, а вокруг него выставили стражу. Защищенный с одной стороны валом, а с другой рекой Тибром, город казался в относительной безопасности. Только Свайный мост чуть было не стал дорогою для врага, если бы не некий одноглазый римлянин по имени Коклес из рода Горациев, тех самых, которые победили Куриациев. В этом отважном воине в этот день нашло оплот счастье города Рима. Стоя в карауле у моста, он увидел, как внезапным натиском был взят Яникульский холм, как оттуда враги бегом понеслись вперед, а римские воины толпой побежали в город, в страхе побросав оружие и нарушив всякий строй.
Тогда, останавливая бегущих по-одиночке, встал он на пути сограждан и принялся их увещивать, призывая в свидетели и людей и богов, начал объяснять, что бессмысленно так бежать без оглядки; ведь если враги, перейдя через мост, оставят его за спиною, то сразу же они захватят вся окрестности и на Палатине и на Капитолии будет у них еще больше врагов, чем на Яникуле.
Потому-то и стал он просить своих бегущих сограждан разрушить мост как угодно – огнем ли, железом ли, а сам же он вызвался принять на себя натиск врагов и в одиночку держаться, сколько сможет.
Так вот и вышел он один к началу моста, хорошо заметный среди своих сограждан, показавших врагам свои спины. И было его оружие изготовлено к рукопашной, и самой этой невероятной отвагой он ошеломил неприятеля. Двоих еще удержало с ним рядом чувство стыда: Спурия Ларция и Тита Герминия, граждан, известных своей знатностью и подвигами.
С ними двумя отразил он первую бурю натиска и самый яростный порыв схватки; а когда от моста оставалась уже малая часть, он и их отослал на зов разрушавших мост в безопасное место.
Грозный, свирепо обводя взглядом знатнейших этрусков, он то вызывал их поодиночке на бой, то громко бранил всех разом:
– Эй вы, рабы надменных царей! Если вы не печетесь о собственной свободе, то зачем же вы пришли посягать на свободу чужую?
Некоторое время те медлили, озираясь друг на друга, кто первым начнет бой; но потом стыд взял верх, и под громкие крики в их единственного противника со всех сторон полетели дротики.
Все их принял Коклес на выставленный щит и, твердо стоя, с тем же упорством удерживал мост – его уже пытались, напирая, столкнуть в реку, как вдруг треск рушащегося моста и крик римлян, возбужденных успехом своих усилий, отпугнули нападение.
Тогда-то воззвал Коклес к богу реки Тибр:
– Отец Тиберин! Тебя смиренно молю: благосклонно прими это оружие и этого воина! – и как был, в доспехах, так и бросился в Тибр.
Невредимый, под градом стрел, переплыл он к своим – таков был его подвиг, стяжавший в потомках больше славы, чем веры.
Не смогли этруски в тот день проникнуть к Риму и переправиться через Тибр, и был в их войске упадок, поскольку увидели они, как яростно сражаются римляне за свою свободу.
Столь великая доблесть Коклеса была вознаграждена государством: ему поставили статую на Комиции, а земли дали столько, сколько можно опахать плугом за день. С общественными почестями соперничало усердие частных лиц; сколь ни скудно жилось, каждый сообразно с достатком принес одногразому Коклесу что-нибудь от себя, урывая из необходимого, ибо столь высока доблесть должна была быть вознаграждена.
Отраженный в своем первом натиске, Порсена принял решение перейти от приступа к осаде. Он выставил стражу на Яникуле, а лагерь расположил на равнинном берегу Тибра, собрав к нему отовсюду суда и выставив дозоры, чтобы не было в Рим подвоза продовольствия, и для грабежа, чтобы воины могли переправляться при случае где угодно.
18. Муций Сцевола