Этой ночью видела Цирцея страшный сон: снилось ей, что дом ее залит кровью и что пламя пожрало все ее волшебные снадобья; она же, черпая рукою кровь, гасила кровью пламя. Устрашенная этим видением, рано утром Цирцея вышла на взморье, чтоб омыть морскою водой косы свои и одежду. Как за пастухом стадо, следовали за нею на берег отвратительные, не похожие на других животных твари – то были заколдованные ею люди, которых несчастная судьба прибивала к берегу. С этими диковинными провожатыми возвращалась она к своему жилищу, поглаживая то того, то другого. Ужаснулись, увидев ее, аргонавты: по всему видно было что то была волшебница Цирцея, сестра Эета, Ясон приказал своим спутникам остаться на корабле; а сам вместе с Медеей, отправился во дворец Цирцеи. Она не знала, чего хотят чужеземцы, и предложила им сесть на драгоценные стулья; но они, не говоря ни слова, поспешно подошли к очагу и сели на него. Медее склонила голову на руки, Ясон же воткнул перед собою в землю сразивший Абсирта меч, положил на него руку и устремил глаза вниз. Тут ясно стало для Цирцеи, что это убийцы, бежавшие по совершении своего злого дела и молившие очистить их кровавые руки. Страшась Зевса, который не отвергает бегущего убийцы и дает ему очищение, она решилась совершить над ними обряд.
Взяв поросенка, она перерезала ему горло и горячей кровью его полила запятнанные убийством руки Ясона. Потом, воссылая моление Зевсу-Очистителю, совершила она ему очистительные возлияния, и в то время, когда служительницы ее, нимфы, относили к морю употребленные для совершения обряда снадобья, она во внутреннем покое дома, стоя у очага, сжигала жертвенные хлебы и заклинала Эринний оставить свой гнев, а Зевса-Очистителя – сжалиться над убийцами.
Окончив обряд очищения, Цирцее пригласила пришельцев встать с очага и поместиться на драгоценных стульях, сама же села напротив них. Тут стала она расспрашивать, откуда они и что стало причиной прибытия их на остров. Страшный, кровавый сон все не выходил у нее из памяти; у чужеземки же богиня не спросила о роде-племени, ибо едва подняла Медея на нее глаза, как по золотому блеску их узнала Цирцее в ней породу Гелиоса, от которого происходила и сама: все потомки бога солнца отличались злато-блестящими, лучезарными глазами. Ничего не скрыла от богини Медея; только сознаться в убийстве брата была не в силах. Богиня узнала истину, но сжалилась над рыдающей девушкой и сказала ей:
– Бедная! Велико преступление твое, и бегство твое постыдно. Не надолго, думаю я, избежала ты отчего мщения: скоро прибудет отец твой в Элладу и отомстить за Абсирта. Hо ты мне родная; с мольбой о защите вошла ты в дом мой, а потому не причиню я тебе никакого зла; удались только из моего дома, удались с этим чужеземцем, за которым последовала ты против воли отца. Не проси меня ни о чем более: ни намерений твоих, ни твоего бегства не могу я одобрить».
Так говорила Цирцея, и лютая скорбь овладела Медеей. Горько зарыдала она и, рыдая, закрыла лицо одеждой. Взяв Медею за руку, Ясон увел ее из дворца волшебницы.
На дальнейшем пути Аргонавты много раз подвергались большим опасностям, но благосклонная к ним Гера всякий раз спасала их. Так, случилось героям плыть мимо цветущего острова сирен. Очаровательными песнями своими сирены привлекали к своему острову мореходов и губили их. И аргонавты, очарованные их пением, уже готовы были бросить у берега якорь, но Орфей взял свою лиру и дивными звуками ее заглушил голоса сирен. Забыв обольстительниц, герои поплыли далее.
Один Бут, сын Телегона, придя в восторг от очаровательных песен сирен, бросился в море и поплыл к острову; но Афродита спасла его из клокочущей пучины и перенесла в Лилибей, где он и поселился. Скоро после того герои достигли Сциллы и Харибды, между которыми путь был еще более опасен. Но по воле Геры благодатная богиня моря Фетида, с сестрами своими нереидами благополучно провела аргонавтов по опасному месту.