«Классовая ненависть». Почему Маркс был не прав

У таких рас мы имеем дело с вредностью, которая заложена преимущественно самой природой; и если эта вредность в особенных случаях вырастает до свойств настоящей канальи, то это – лишь особенное уродство, которым все-таки не покрывается в достаточной степени национальность и раса вообще. Задаток к таким свойствам, конечно, нужно предполагать более значительным; но от задатка до его проявления, во всяком случае, остается еще один шаг, а шаг этот не является правилом; скорее, его наличность мотивируется особыми причинами.

Свойства канальи в состояниях, особенно политических и социальных, конечно, вовсе не редкое исключение, но, к счастью, все же еще не правило. Сильная примесь их может быть налицо, и это случай, с которым мы именно и встречаемся в дурных эпохах. Но если бы эта примесь была так сильна, что определяла бы собой все и во всех отношениях, то, конечно, едва ли стоило бы заботиться о человечестве с подобными качествами. Мы должны были бы безусловно отчаяться и не брать больше перо в руки, если бы могли остановиться на представлении, что человечество совершенно неизлечимо заражено во всех своих членах качествами канальи или, хотя бы только в будущем, неизбежно обречено на такое заражение.

2. «Кратос» означает силу, и «кратия» в различных названиях политических устройств означает, что у некоторой группы имеется в руках достаточная сила. И в древности аристократия и демократия отнюдь не имели другого смысла. Что находили выгодным для себя люди с наилучшим положением, то по этому уже одному было общеобязательным. О каком-нибудь праве, стоящем выше таких «кратов», никто не спрашивал. Подобным же образом обстояло дело и с демократией. Демос, т. е. совокупность всех членов общества, причисляемых к сословию граждан, имел суверенное могущество. Он мог распоряжаться, как хотел; он всегда считался источником всякой политической нормы, согласовалось это с каким-либо правовым сознанием или нет, все равно. Следовательно, насильственная воля группы граждан или всех граждан как в аристократии, так и в демократии была решающей. Дело не заходило дальше плоского вопроса о том, кто каждый раз имел власть, выборные от граждан или вся совокупность граждан. Оставались притом в совершенно грубом представлении, что какой-либо круг лиц наперед уже, независимо от их поведения, должен быть выделен в качестве источника всего политически обязательного.

Не только в существе «кратий», но и в существе всякого господства имеется задаток к эгоизму, т. е. несправедливому преследованию своих интересов. В демократии личность насилуется всей массой, тогда как при аристократическом режиме ради выгоды немногих пренебрегают интересами всего остального общества. Поэтому аристократия уже наперед имеет тенденцию превращаться в олигархию, т. е. все более и более сужать круг привилегированных и сводить его к крайне незначительному числу участников. Этот процесс уже древность считала уродливым. Но если бы мы захотели указать, как на соответственное явление в демократии, на её вырождение в охлократию, т. е. в господство большой толпы, то аналогия получилась бы неверная. О рабах здесь отнюдь не было речи, и лишь граждане во всей их совокупности обладали суверенностью. Следовательно, здесь самое большое мог явиться вопрос о том, бывали ли когда действия неорганизованно дикими, так что получила перевес бушующая толпа, или же все протекало по предписанным формам и в установленных границах.

Мы указали на смысл всего «кратического» только для того, чтобы лучше выяснить значение господства канальи. Во всяком господстве насилия как таковом присутствие свойств канальи можно установить скорее, чем где-либо. Достаточно отдельным индивидуумам из сорта негодяев достигнуть влияния или даже управления, как тотчас же насильственный режим получает если не отпечаток, то, по крайней мере, окраску, свойственную каналье. В «некратических» отношениях негодяи, конечно, могут наделать довольно зла; но там они еще отнюдь не бывают настоящими господами положения.

В некоторых политически выродившихся состояниях, как, например, в античной тирании, все сводилось единственно лишь к случайным абсолютным качествам индивидуума, игравшего главную роль. Был этот индивидуум несколько лучше – весь режим получал менее дурную форму. Был он прирожденным негодяем, притом сильным и способным, – он накладывал свою печать на все политические события, даже вообще на все доступные для него деяния; и вести себя, как каналье, становилось тогда как бы общеобязательным. Здесь одно лицо окружает себя только такими должностными лицами, которые отвечают его дурным качествам. А эти лица, в свою очередь, плодят свои милые свойства дальше, привлекая на помощь себе и государству только силы, уже выдержавшие, так сказать, экзамен на каналью и зарекомендовавшие себя в этом отношении.