Кластер

Вскоре я уже давал показания. Следователи мне не поверили, они сочли весьма подозрительным тот факт, что я остался в живых. Возможно, всему виной мое лицо – крупные надбровные дуги, широкая переносица, массивная челюсть – мне часто говорили, что у меня вид преступника. Но, несмотря на внешность правонарушителя, я всегда был честным человеком. Так меня научили жить воспитатели в сиротском доме. Настоящие грабители скрылись, прихватив крупный куш, в неизвестном направлении. Общественность требовала найти виновных. Поэтому следствие провели в спешке, объявили, что письмо говорит правду, я – главарь банды, которого кинули подельники, и осудили. Обо мне писали все газеты, моя фотография была на первых полосах, каждый день меня показывали по телевизору, – я мог смотреть его в камере и слышать, как простые люди на улицах требуют самого жестокого наказания для Душегуба. Так меня прозвали репортеры, по слухам, именно я первым начал стрелять в толпу в лунном банке.

С женой мне дали увидеться один только раз. Еще до суда. В комнатке для свиданий мы сплели руки и едва не плакали от острого чувства, что все кончено, наша счастливая жизнь оборвалась в одно мгновение, а для одного из нас закончено и бытие в человеческом теле. Тогда я полагал, что для меня. Но я ошибался.

− Я люблю тебя, – шептали мы. – Я никогда тебя не забуду. Я всегда буду рядом с тобой…

− Итак, сын мой, желаешь ли ты покаяться в грехах? – священник Церкви памяти смотрел на меня сурово – не сомневаюсь, он тоже был уверен в том, что я виновен.

− Мне не в чем каяться, – сказал я.

− Ты можешь упорствовать, сын мой, поскольку, очевидно, считаешь, что есть только кластер, а бога нет. Мне знакома эта ересь. Но можешь быть уверен, бог есть. Он все видит. И дождется тебя, даже если ты надеешься укрыться от него в кластере на очень долгий срок. Ты увидишь его раньше, чем ты себе представляешь…

И я увидел бога, раньше, чем я себе представлял. У нее было лицо ангела. Она появилась в черной пустоте, выплыла из неоткуда, и я ощутил, как слились воедино наши души.

− Я пришла за тобой, – шепнула Лина. – Я отдам тебе самое себя, только бы ты жил, мой родной…

Я думал, мне почудилось ее присутствие. Но вдруг в мою безнадежную пустоту прорвался луч света, задрожал, налетая бьющими по глазам бликами, словно ветер в темной комнате трепал черную занавесь. И в мое одиночество медленно вошли новые ощущения – телесная боль, острая и режущая, во всех членах человеческого естества. Для кого-то она стала бы мукой, но я, как мазохист, наслаждался каждой секундой вновь обретенных чувств. Ко мне вернулся слух, зрение, последним явилось обоняние…

В комнате, где я оказался, воняло нестерпимо. Я лежал на твердом столе. Надо мной был серый потолок. Моргала и пощелкивала лампа дневного света. Рядом находилась она, Лина, моя жена. С большим трудом я сел на кушетке, свесил тощие ноги, коснулся ступнями холодного кафеля. Болели сведенные подагрой старые руки, сиплое дыхание с трудом вырывалось из легких. Я состарился на десятки лет.

− Что это за тело? – спросил я испуганно. Любой испытал бы страх, если бы его матрица сознания оказалось в настолько тщедушном теле. Ведь новые воспоминания записываются поверх старых, а значит той личности, какой я был, будучи заключенным Тюремного кластера, больше не существует.

− Извини, денег хватило только на это. – Лина заметно нервничала. – Нелегальная торговля запрещена, они берут много…

− Все в порядке, – я потянулся к ее щеке, но девушка дернулась, я понял, что мое прикосновение будет ей неприятно, и опустил руку. – Кому оно принадлежало?

− Один бродяга. Продал его скупщикам тел, чтобы помочь дальней родне. Он говорил, что оно здоровое. И при должном уходе прослужит еще лет десять. Но потом оказалось, у него был рак. Извини.

− Выходит, я могу умереть в любой момент?

− Это лишь временная мера. Как только мы достанем денег на новое…

− Но где мы достанем денег? – перебил я ее.

− Разве у тебя их нет? Золото? Кредиты?

− Что? – я воззрился на Лину с недоумением. – Откуда?

Она потупила взгляд.

− Как будто ты не знаешь…

− Ты что, подозреваешь меня в чем-то? Я бы никогда не сделал этого… Ты же меня знаешь.

− Не хочешь, можешь не говорить, – Лина закусила губу. Она мне не верила.

− Вот что, – сказал я, – отведи меня в мотель. Этому телу необходимо отдохнуть, выспаться. Мы потом решим, что делать дальше. Хорошо?

− Конечно, – она звякнула ключами, – комнату я уже сняла, в Мытищах. Только… надеюсь, ты не захочешь секса? – Она скривилась. – Во всяком случае, пока ты в этом теле.

− Разумеется, нет, – сказал я раздраженно. – Не уверен, что этот орган у меня, вообще, функционирует. Сколько лет было этому малому? Сто с лишним?

− Идем, – она прошла к двери и стукнула несколько раз.

В операционной объявился неприветливый молодой человек с короткой стрижкой и крашеными в фиолетовый цвет волосами. На вид ему было лет шестнадцать, вот только глаза усталые, как у старика.

− Идите за мной, – сказал он, – я выведу вас через заднюю дверь…