Клеймение Красного Дракона. 1937–1939 гг. в БССР

Огромное количество колхозников не получило обещанный уставом сельскохозяйственной артели минимум в 0,5 га. Таковых в Слуцком округе было 24 тыс. (в среднем приходилось не более 0,12 га)[77]; в Копыльском районе – примерно 6800 (³/₄

от общего количества)[78], в Лепельском районе около 2 тыс. хозяйств не получили приусадебной земли[79]. Чтобы довести приусадебные участки до минимальной нормы, требовалось 25 тыс. га[80]

.

Крестьяне искали возможность подзаработать на лесозаготовках, лесосплаве, лесовывозках, торфоразработках, на стройках, в совхозах и т. п. Как правило, на «отхожие промыслы» уходили мужчины, а семья работала в основном на своем приусадебном участке[81]. За три первых месяца 1934 г. из Кричевского района на заработки ушло около 1 тыс. единоличников и колхозников, из Кличевского – около 600[82]. В Червенском районе из 6600 дворов 1100 были единоличными, почти половина из них работали в леспромхозе лесорубами, в артелях и др.[83]

, в Чаусском районе из 2000 единоличников занимались сельским хозяйством не более 600[84]. Костюковичский и Краснопольский районы являлись базой для вербовки людей для Донбасса[85]. Следствием бегства крестьян из деревни стало, как отмечалось в докладной «О росте коллективизации в БССР» (1934), то, что в отдельных колхозах перенасыщенность землей доходила до 30,44 га и даже 53,6 га на колхозный двор. Невозможность справиться с огромными массивами, а также отсутствие всяческой заинтересованности у колхозников для работы на обобщенных землях вели к тому, что даже засеянные поля не убирались вовремя и должным образом, а то и вовсе зимовали под снегом[86]

. Естественно, перераспределение земли в пользу приусадебных участков за счет колхозных земель было невозможно. С другой стороны, здесь же в районах были хозяйства, наделение землей которых было невозможно по идеологическим причинам. Вот что докладывали из Житковичского района:

«Хозяйства единоличников, оставшиеся в районе, в большинстве своем являются семьями кулаков, частью оставшиеся на месте после высылки главы семьи, часть из них при раскулачивании выехала вместе с главою семьи и впоследствии возвратилась (жена, дети) […] Положение большинства семей высланных, раскулаченных и осужденных, оставшихся на территории района, чрезвычайно бедственное: большинство из них проживают в бывших ранее подсобных, ныне полуразрушенных помещениях, оставшихся после раскулачивания. Семьи с малыми детьми по 4–5 чел. не имеют никакого имущества, существуют за счет случайных заработков матерей; дети болезненны, живут впроголодь». Далее делался вывод: «Нахождение этих семей раскулаченных и осужденных с подобным имущественным положением на территории пограничного района совершенно недопустимо, ибо как их имущественное положение, так и они сами являются самыми злостными контрреволюционерами, агитаторами против всех мероприятий партии и правительства. Необходимо принять срочные меры к освобождению района от подобных лиц»[87].

Не лучше, чем в земледелии, была ситуация и в животноводстве: падеж молодняка в результате бескормицы составлял 30–40 %, крупного рогатого скота – до 20 %[88]. Согласно данным сельскохозяйственного отдела ЦК КП(б)Б, только за 1936 г. в результате эпидемий и недокорма пало 60 тыс. коней, 384 тыс. свиней, значительное количество рогатого скота и овец[89]. С 1934 по 1937 г. падеж лошадей составил 78 тыс. голов, из мобилизованных для армии лошадей во время маневров только 7 % лошадей оказались годными[90].