Клеймо Дьявола

— Девица не стала бы их продавать. Оставила бы до лучших времён. Сами же говорите — «статус», — Риммон захлопнул футляр.

— Слишком много загадок. Никто так и не знает, как её убили. Есть ли связь между смертью Лили и гибелью Виллигута? Как погиб Генрих? Колдовство какое-то… — Хамал нервно поежился, и Эммануэль снова ощутил исходящий от него странный импульс.

— Я не верю в колдовство, Гиллель.

— А в привороты, Риммон? — насмешливо спросил Гиллель. Губы его раздвинулись в какой-то механической, деревянной улыбке.

— Да ну вас, Хамал! Будь можно колдовством мужчин заманивать, у Хеллы Митгарт были бы любовники!

Хамал нервно расхохотался. Отсмеявшись, заметил, наклонившись к Ригелю:

— Представьте, Эммануэль, нашего красавца мсье де Невера и Хеллу Митгарт у алтаря…

Эммануэль обладал живым воображением, и нарисованная Гиллелем картинка на мгновение вызвала оторопь, потом — улыбку, сменившуюся тихой болезненной грустью. Морис и Симона…

Хамал заметил странности его мимики, внимательно посмотрел на него и опустил глаза. Руки его нервно дергались, он, казалось, готов был сломать себе пальцы. За окном закружились снежинки, и вскоре снег повалил хлопьями.

После обеда Хамал напомнил Эммануэлю о книге, обещанной ему. Эммануэль ничего не обещал Хамалу, но понял, что тот хочет остаться с ним наедине. Он кивнул, и они направились к нему в комнату. В коридоре Гиллель напевал под нос какую-то шансонетку, смеясь, рассказал, как пытался уговорить Риммона сходить в городе в варьете, а сам то и дело поглядывал на Ригеля. Эммануэль, наконец, смог сформулировать свои ощущения.

Хамал солгал ему. Всё совсем не так. Хамал боится чего-то. Он напуган до полусмерти.

Глава 17. Оборотень

«И под личиной внешней скрыта личность, которой мы вовек не разгадаем…»

И.В.Гёте «Фауст».

Едва они оказались в гостиной Ригеля, Гиллель наложил на дверь засов и дважды провернул ключ в замке. Выдержка начала изменять ему. Он рухнул в кресло, вцепившись руками в волосы. Ригель присел на краешек тахты и терпеливо ждал. Страх Хамала передавался ему.

— Это ужасно, Ригель.

— Рассказывайте же, Господи!

— Старик Моозес знает меня с пелёнок. Почти год до поступления сюда я работал с ним. Он любит меня как внука своего друга и невероятно высоко ценит как сотрудника. Говорит, что у меня великолепная интуиция. Вы знаете, Эммануэль, на чём она основывается. Я помог ему заработать на клиентуре сотни тысяч. — Он сглотнул слюну, и руки его конвульсивно сжались, — Моозес обладает огромным опытом и отточенным умом. Обмануть его невозможно… — Гиллель снова замолчал. Эммануэль боялся пошевелиться. — … а самому ему ничего не стоит надуть любого… Но лгать мне он бы не стал, да и не смог бы, вы же понимаете…

Ригелю показалось, что он уже начал понимать.

— Эммануэль, это ужасно… Он был потрясён моим вопросом и подумал, что я рехнулся.

— То есть… к нему приходил…

— Гиллель-Исроэль-Шломо бен Давид бен Абрахам Хамал! Я, я к нему приходил!!! — сорвался на истеричный крик Хамал.

Эммануэль потрясённо молчал, ни о чём не спрашивал. Опустив глаза, обдумывал услышанное. В глухой тишине было слышно только мерное тиканье настенных часов. Хамал тоже сидел молча, вцепившись в подлокотники кресла.

— …Я говорил Неверу, что здесь слишком много чертовщины, но это уже чертовщина запредельная, — проговорил наконец, глубоко дыша, Хамал. — Человек, принимающий облик другого… Спасибо, что не подумали…

— О чём? — прошептал Эммануэль.

— «Не я ли это все-таки был?», «Не стащил ли я сам в сомнамбулическом сне дедовы бриллианты и не загнал ли их в беспамятстве?» Кстати, вор получил настоящую цену, Моозес же знал, что я в этом разбираюсь не хуже него. Я боюсь, Эммануэль.

— Если так, то воришка — одна из девиц. А продать камни она могла через подставное лицо.

— Если речь идет о гриме, под вас могли загримироваться только девушки или… я. У всех остальных — другая комплекция.

— Грим не мог бы обмануть Моозеса Фейбиша. Он знает меня с детства, помнит ребенком. Форма лица, носа, скул, цвет глаз, разрез век и ноздрей! Это не подделать никаким гримом.

— Да, у вас своеобразная внешность. Но вы объяснили этому Моозесу, что произошло? Он рассказал, как прошла встреча с этим человеком? Или бесполезно было разговаривать?

— Старик живёт в мире денег и реальных дел. Но он очень умён, и границы собственного опыта не считает границами мира. Я не смог до конца уверить его, что это был не я, но то, что произошло, я знаю — и с его слов, и — из его мыслей… это чертовщина, Ригель, чертовщина. Подумать только — я сам разгуливаю по городу, предлагаю другу деда ворованное на продажу, и никто ни о чём не подозревает. Страшно подумать — что может вытворить мерзавец, способный на подобные метаморфозы! Но не верить мыслям Моозеса я тоже не могу. Но как поверить в такую дьявольщину? Вы можете? Впрочем, вы же верите только в Писание…