Клен ты мой опавший

Солдат оглянулся. Рядом с ним стояла девушка. Русская. Тех же лет, что и он. Может быть, на год или два старше. В майке, с голыми, загорелыми руками и в сатиновых шароварах, заляпанных известкой, какие обычно носят в России женщины, работающие на стройках.

У нее было простое русское лицо, с выгоревшими на солнце волосами, небрежно спадавшими на плечи, потемневшие от загара.

Там вон встретил вербу,Там сосну приметил,Распевал им песниПод метель о лете.

Голос инвалида, слова песни сделали печальным ее лицо, таким же, как и лицо слушавшего солдата. Но, встретив его взгляд, добрый, улыбчивый, девушка сразу посуровела, сдвинула соломенные брови. И отошла, оставив солдата одного перед инвалидом, певшим с закрытыми глазами.

Солдат тоже отошел. Глазами поискал незнакомку среди столиков. Девушка о чем-то спорила с торговкой, растягивая на пальцах какую-то ткань.

Солдат несмело приблизился.

Торговка взяла у девушки ткань, дав взамен три пшеничных лепешки и кусок брынзы. Она аккуратно завернула все это в газету, положила в пустую сумку из-под противогаза, висевшую у нее на плече. И снова встретилась глазами с солдатом.

Он застенчиво и глупо улыбнулся. Она недовольно повела плечами, хотела отойти, но солдат увязался за ней и простодушно протянул кулек с семечками.

Она набрала полную горсть, но осталась замкнутой и нелюдимой.

Они пошли рядом, сплевывая шелуху (он – в кулак, она – на землю), глядя прямо перед собой и даже не косясь друг на друга.

– С эшелона? – нехотя спросила девушка, кивнув на длинный товарный состав, замерший перед вокзалом.

– Да, – ответил солдат. И снова замолчали.

– Ну, я пошла, – сказала девушка.

– Возьми еще семечек, – предложил солдат с обезоруживающей улыбкой, протянув ей кулек. – На дорогу.

– Спасибо. Хватит. – Она впервые посмотрела ему в лицо.

Это придало солдату смелости.

– Давай посидим, поговорим, – пригласил он ее на пустую скамейку.

– Некогда мне болтать.

Парень совсем по-детски искренне огорчился.

– Видишь? – показал он на стенку вокзала, где висел вылинявший плакат.

– Что там написано? «Все для фронта, все для победы!» А тебе жалко пяти минут для солдата?

Этот аргумент, видать, смягчил ее.

–Ладно, посижу пять минут. И пойду. Меня ждут.

Она села на скамейку. Он устроился рядом, из деликатности не совсем близко.

Девушка молчала, ожидая, что заговорит он. А он тоже молчал, в смущении гладя ладонями свои колени. Неопытность парня вызвала у нее улыбку, но не сострадательную, а насмешливую.

Солдат, не зная, куда девать руки, сунул пальцы под ремень, в маленький карманчик для часов, и извлек оттуда патронную гильзу, без пули, завинченную сверху латунной крышкой, и стал катать ее в ладонях.

– Что это? – спросила она, просто так, чтобы что-нибудь сказать.

– Смертный медальон, – ответил солдат со смущенной улыбкой и, заметив недоумение на лице девушки, пояснил: – Нам старшина раздал. Это на тот случай, если убьют и лицо попортят, чтоб можно было по гильзе опознать человека и сообщить родным.

Он отвинтил крышку с гильзы. —Туда надо положить бумажку с адресом родных. Девушка осторожно взяла у него пустую гильзу, повертела в пальцах.

– Где бумажка? Не успел? Солдат замялся.

– У меня нет родных. Некому писать.

И снова улыбнулся, словно оправдываясь за то, что у него нет родных.

Возвращая ему гильзу, она, уже теплее, чем прежде, сказала:

–Не беда. Если уж убьют – тебе – то не все равно, напишут кому или нет?

– А все ж не по-людски, – вздохнул солдат. – Так хоть кто-нибудь прочтет и скажет: «Убили Васю».

–А, чудак, – отмахнулась она. – Ты-то знать не будешь, скажут или не скажут.

– Верно, – согласился солдат. – А все же… на душе бы спокойней было.

И, покосившись на нее, вдруг отважился:

– Дай твой адрес, а?

– Еще чего! – удивленно хмыкнула она. – Кто ты мне, чтоб я тебе свой адрес давала?

– Жалко, что ли? – опечалился солдат.

– Да и какой у меня адрес? – стала оправдываться она. – Я сама тут без году неделю. Завод строим. Живем в бараках.

– Ну, и дай свой барак. Хоть какой, а адрес есть.

– Бери, – отмахнулась она. – Вот пристал… ей-богу.

Солдат повеселел. Он раздобыл бумажку, карандаш, аккуратно записал адрес и засунул его в гильзу. Плотно завинтив крышку, спрятал гильзу в кармашек, потом вынул из пилотки иголку с ниткой и, несмело улыбнувшись девушке, попросил:

– Подсоби зашить карман. Так старшина велел, чтоб не потерялось…

–Еще чего! – рассердилась она. – Зашивай ему карман! Кто я тебе? Мама? Сестра?

– А что? – простодушно ответил солдат. – Кто у меня еще есть? Никого.

И она, недовольно хмурясь, опустилась на колени, зашила ему карман на брюках и зубами перекус! нитку.

– Ну, все. Держи иголку. Я пошла.

– Постой, посиди со мной… Хоть минуточку.

– Навязался, – всплеснула она руками. – Не когда мне.

Солдат грустно покачал головой, показав на плакат, висевший на стене вокзала.

– Эка невидаль, – отмахнулась она. – Что ж, я с каждым солдатом должна сидеть?

Но все же села. Хмуро сдвинув брови и не глядя на него.

– Послушай… может, у тебя фотокарточка есть?..