Клео. Как одна кошка спасла целую семью

Честно говоря, и я бы предпочла сейчас картонную коробку. Забираясь в больничную машину, я тут же пожалела, что вызвала ее, и захотела вернуться домой. Я вообще не особо жалую больницы, особенно те, где меня не хотят видеть. Даже эта, с новым «уютным» родильным отделением, мне напоминала декорации фильма про Франкенштейна. Уютное… Как будто я слепая и не замечаю блеска аппаратуры, множества дырок в стенах для трубок и проводов, страшноватых инструментов, прикрытых зеленой хирургической тканью.

Кошке, чтобы родить всех шестерых своих котят, нужно около шести часов.

Моя родовая деятельность была существенно менее бурной. Я принимала ванну, дышала, ходила. Я пригибалась к полу, как животное, опускалась на колени, как амазонская индианка, я с радостью повисла бы вверх ногами, зацепившись за одну из безвкусных картин на стене, если бы это ускорило процесс. Ничто не помогало. Хотя схватки были весьма болезненными, при этом они, кажется, не собирались заниматься делом.

Если сильные схватки у кошки длятся более двух часов, а котята не появляются, желательно вызвать ветеринара.

Врач подоспел примерно к полуночи и отправился спать в соседнюю комнату. Мне все действовало на нервы, в том числе и я сама. Хотелось распахнуть больничные двери и убежать куда-то в ночь.

Кошкам не рекомендуется рожать вне дома. Двери могут оказаться запертыми.

Вообще-то, я собиралась рожать естественным путем, без применения болеутоляющих, но, несмотря на это, скоро превратилась в придаток маски, источающей сладковатый запах закиси азота. Никогда я не пойму, за что ее назвали веселящим газом. Со мной не происходило ничего, даже отдаленно похожего на веселье, разве что все вокруг заговорили тонкими голосками, как у Дональда Дака. Меня это только еще сильнее раздражало. Однако, как только у меня пытались отнять маску, я двумя руками прижимала ее к лицу и отказывалась выпустить.

Появился врач, сказал, что собирается рассечь оболочки вокруг головки ребенка. Ребенка? А при чем здесь какой-то ребенок? Неожиданно в комнату вплыла кипенно-белая кошечка и остановилась около меня, глядя своими прекрасными блестящими глазами. Но только это была не кошка, это была Джинни!

— Ты молодец, все идет отлично, — мурлыкнула она мне прямо в ухо. — Мы уже видим головку. У малыша густая черная шевелюра. Еще одна схватка — и ты родишь.

Почему они все говорят о ребенке? С ума сошли, что ли? Неужели я единственный здравомыслящий человек в этой комнате?

— Вот сейчас, — сказала Джинни. — Тужься…

И тут же перед глазами возник сказочной красоты водопад, глаз не оторвешь. Алмазная комета описала дугу под потолком и приземлилась где-то в районе моей правой коленки.

Еще не родившийся котенок в материнской утробе находится в наполненном жидкостью пузыре. Когда котенок появляется на свет, пузырь может прорваться.

Воздух наполнило громкое мяуканье. Хотя нет — не мяуканье. Это был громкий рев, похожий на мотор газонокосилки, нет-нет, на детский крик. Ребенок? Должно быть, тот самый ребенок, которого тут все ищут. Хорошо. Они нашли, что хотели, и теперь оставят наконец меня в покое.

Крохотные алые ножки и изящные, филигранные пяточки были обмотаны красно-пурпурным канатом, достаточно толстым, чтобы пришвартовать к берегу паром Стива. Пуповина. Малюсенькие ручки завернулись, как розовые камелии. Личико мудрое, как у гуру, свежее, как заря; глазки с любопытством осматривали комнату из-под копны черных волос. Никогда я не видела, чтобы кто-то был настолько твердо уверен, что попал по адресу. Ребенок. Наш ребенок! Волна нежности хлынула из меня, как цунами, и окутала ребенка.

— Она просто совершенство, — сказала Джинни, положив ее мне на руки. — Как вы ее назовете?

Я совершенно не строила никаких планов насчет девочки. Потаенную мечту о дочке я загнала в такие глубины, что боялась в ней признаться кому бы то ни было, даже самой себе. То, что ребенок — девочка, недвусмысленно говорило о ее намерениях: она не собиралась становиться копией Сэма. Она пристально, как близорукая, смотрела прямо мне в лицо, и была в этом лице такая неповторимая индивидуальность, что у меня не возникло искушения назвать ее Самантой. Даже в качестве второго имени.

— Лидия, — сказала я. — В честь маминой мамы. Я ее никогда не видела. Но говорят, она была сильной женщиной.

— Лидия, малышка, — нежно сказала Джинни. — Иди по жизни легко и не пугайся, если намочит дождем.

Слушая, как она произносит это импровизированное напутствие, я впервые заметила как глаза Джинни полыхнули тихой невысказанной мудростью, как у Клео.

18

Риск