Клеопатра

– И хорошо, что исчез, Хармиона, потому что этот человек нес людям зло. Хоть он и был моим возлюбленным, все равно я так говорю. Да, он служил моим целям, помог мне в тяжкие времена, но я не любила его по-настоящему, и даже сейчас он внушает мне страх, потому что в день сражения у Акциума, в самый разгар битвы мне вдруг показалось, что я услышала его голос, и он призывал меня бежать. Хвала богам, что он, как ты, Хармиона, говоришь, исчез и больше уже не найдется.

Но я, слушая, собрал свою силу и, используя известное мне искусство, набросил тень моего духа на дух Клеопатры, чтобы она почувствовала присутствие погибшего Гармахиса.

– О боги, что это? – воскликнула она. – Клянусь Сераписом, мне страшно! Мне вдруг показалось, что Гармахис находится где-то рядом, я чувствую. Воспоминания о нем обрушились на меня, как водопад, хотя он вот уже десять лет как мертв! О, в такой миг это святотатство!

– Нет, царица, – ответил ей я. – Если он умер, значит, его дух повсюду, и именно в этот миг, когда Смерть дышит тебе в лицо, он приблизился, чтобы приветствовать твой дух, когда он отлетит от тела.

– Не говори так, Олимпий. Я не хочу больше видеть Гармахиса. Моя вина перед ним слишком тяжела. В ином мире нам, возможно, будет проще встретиться. Ну вот, страх проходит. Я просто разволновалась. Что ж, по крайней мере история этого злосчастного глупца скрасила самый тяжкий час, который закончится смертью. Спой мне, Хармиона. Спой, у тебя такой прекрасный голос, твоя песня успокоит мою душу. Воспоминания об этом Гармахисе почему-то растревожили меня. Ты мне пела так много песен, так спой же последнюю.

– Трудно петь в этот горестный час, о царица! – ответила Хармиона, но все же подошла к арфе и запела тихим, мелодичным голосом плач по возлюбленной сладкоголосого сирийца Мелеагра:

Моя возлюбленная умерла!

Померкло звездное сияние.Соленым водопадом слезУмоюсь я в своих страданиях.Ушла ты утренней звездой,Пустым навек оставив небо.Мне не забыть те дни с тобой,Когда любви я счастье ведал.А песни горести полны.

О боги, дайте силы!Полыни горькой вьет узорГрусть у твоей могилы.Цветенье трав и пенье птицС собою унесла ты,Оставив равнодушье лицИ тягостность утраты.

В твоих ресницах спит печаль,И молчаливы губы.А в волосах блестит роса.Померкло мое чудо!Была ты светом райских звезд,Прекраснейшим цветком.Лелей любовь мою, Земля,Храни забвенья сон![31]

Последние звуки музыки стихли, песня эта была такой нежной и печальной, что Ирас заплакала, и даже в гордых глазах Клеопатры заблестели слезы. И лишь я не плакал, ибо мои слезы давно иссякли.

– Грустна твоя песня, Хармиона, – произнесла царица. – Но, как ты сказала, сейчас горестный час, и твой плач уместен. Когда я умру, спой мне эту песню еще раз, Хармиона, спой надо мной. Но настала пора проститься с музыкой и сделать последний шаг, не будем заставлять смерть ждать. Олимпий, возьми этот пергамент и запиши то, что я сейчас скажу.

Я взял пергамент, тростниковое перо и написал по-латыни:

«Клеопатра приветствует Октавиана.

Наконец наступил тот час, когда мы решили больше не продолжать нести груз постигших нас бед, настала пора расстаться с телесной оболочкой и уйти в мир забвения, туда, где нет памяти о прошлом. Ты победил – возьми добычу, которая принадлежит тебе по праву. Но Клеопатра не пойдет за твоей колесницей, когда ты будешь шествовать с триумфом, к чему сейчас готовится Рим. Когда потеряно все, нужно самим идти до конца. В пустыне одинокого отчаяния мужественные обретают решимость. Клеопатра не уступала в своем величии духа Антонию, и пусть ее слава не преуменьшит бесславный конец. Рабы согласны жить, продлевая унижения, но цари гордо входят через ворота унижения в чертог Смерти. Царица Египта об одном лишь просит: позволь положить ее рядом с Антонием. Прощай!»

Дописав, я запечатал послание, и Клеопатра велела мне найти гонца и отправить письмо Октавиану. Я пошел выполнять ее поручение и у двери Мавзолея подозвал одного из солдат и, дав ему несколько монет, поручил отнести письмо Октавиану. Потом я вернулся. Все три женщины молча стояли в комнате. Клеопатра держала за руку Ирас, Хармиона смотрела на них со стороны.

– Если ты действительно решилась покончить со всем, о царица, поспеши, ибо скоро Октавиан получит твое письмо и пришлет сюда своих слуг. – Я достал фиал с прозрачным, как вода, смертоносным зельем и поставил его на стол.

Клеопатра взяла его и стала рассматривать.