Клеопатра

   — Мне не в чем признаваться. Мы не на суде. И если тебе не нужна сестра, которая честно дружит с тобой, поддерживает тебя...

   — Перестань упрямиться, Арсиноя! Конечно, ты нужна мне. Я совершила ошибку, но уже нельзя изменить надпись, ты знаешь! Было бы странно, если бы я приказала изгладить эту надпись и выбить новую! Но я не собираюсь бросить тебя. Да и о каком моём самовластии может идти речь? Существует мой муж, существует его младший брат...

   — А изгнание отца и воцарение Вероники?

   — Я покамест не вижу, как бы я могла изгнать моих братьев.

   — Будем думать вместе.

   — Будем... — Холодность прозвучала в голосе Маргариты. — Но я тебе искренне говорю: ты напрасно говорила со мной так!..

   — Было бы лучше, если бы я лгала?

   — Не знаю.

Арсиноя поняла, что уже незачем приставать к старшей сестре, говорить ей о своей искренности, правдивости. Теперь можно было только юлить, заискивать, пытаться натужно возвратиться к прежней непринуждённости отношений...

   — Но ведь установление стелы — своего рода первый шаг… — начала Кама.

   — Не знаю, правильно ли я поступила и к чему приведёт этот шаг. — Теперь Маргарита всё более замыкалась в себе.

   — Я с тобой!

   — Я знаю...

Не раздумывая, Арсиноя решилась на интимную искренность, желая показать сестре, как откровенна с ней:

   — Ты знаешь, — заговорила торопливо, — я совершенно не интересна Иантису...

   — Ты царевна, а он всего лишь иудей, переселившийся в Брухион! Прикажи — он будет проводить с тобой дни и ночи! — В голосе Маргариты всё ещё звучала эта холодность. Каме даже показалось, будто сестра произнесла слово «царевна» с явной издёвкой. Но Арсиноя сделала вид, будто не замечает ни холодности, ни издёвки... Говорила лихорадочно:

   — ...Дева Артемида! Я хочу, чтобы он любил, чтобы он полюбил меня!..

   — Хочешь любви, а призываешь богиню целомудрия! И ничего не хочешь сделать для того, чтобы быть любимой! Не хочешь подумать об одежде и украшениях к лицу!..

   — Не хочу притворяться!

   — Глупо!

Кама разозлилась и ей стало всё равно, как будут складываться её отношения с царицей-сестрой:

   — Как ты хорошо понимаешь любовь! Знаешь, как добиться любви! Умеешь нарядиться к лицу! Только никого не любишь, не можешь влюбиться! Пусть Иантис не любит меня, зато я люблю! А ты никого не любишь!..

Эти пылкие слова не обидели Маргариту, она увидела в них проявление силы, а силу она предпочитала.

   — Миримся! — предложила искренне. — Я была не права, ты была не права! Миримся!

   — Я была права!

   — Хорошо! В следующий раз прикажу высечь твоё имя рядом с моим! Только берегись, как бы это не оказалась надпись о казни царицы и царевны!

   — Нестрашно!..

И они снова болтали дружески…

   — А ты могла бы полюбить Иантиса?

   — Зачем это тебе? Если бы я полюбила, он бы уже никого больше не полюбил никогда!

   — А мне хочется, чтобы все любили того, кого я люблю, склонялись бы перед его красотой и талантами!..

   — Я никогда не отдамся иудею! — Маргарита говорила без высокомерия.

   — Вот и ещё одна твоя глупость!

   — А я не понимаю, чего ты хочешь! Быть моей соправительницей? Жрицей Артемиды? Любить?

   — Я хочу быть твоей соправительницей и быть жрицей Артемиды. И я хочу любить так, чтобы писать стихи!..

   — А на постель вдвоём не ложиться?

Арсиноя отрицательно качнула головой. Маргарита стала смеяться, но Арсиноя не обиделась, а подхватила этот весёлый смех. Они смеялись, как маленькие девочки...

На другой день, вечером, Иантис прочёл одно любовное стихотворение, в котором воспевались красота и необыкновенный ум какой-то дивной женщины, и — наконец:

   — ...Я будто весь вошёл в тебя с войсками!..[33]

Стихотворение было написано как монолог полководца или кого-то, желающего сделаться полководцем...

Ночью сёстры обсуждали между собой стихотворение Иантиса.

   — ...Не имеет ли он в виду Полину? — спрашивала Арсиноя.

   — Я думаю, он говорит вовсе не о любви к женщине, он говорит о своей мечте! В сущности, ты и он — похожи, оба мечтаете... — Маргарита хотела сказать: «о несбыточном!», но проявила благоразумие и не сказала. — ...На этих своих мечтаниях вы и сойтись можете...

   — Перестань об этом...

   — Я не такая развратная, как ты! — Маргарита смеялась, заражая смехом Арсиною. — Я всего лишь полагаю, что вы можете подружиться!..

   — О чём же он мечтает? — Арсиное доставляло явное удовольствие говорить об Иантисе и всерьёз рассуждать о предметах, совершенно простых, как будто они сложные!..

   — Ты хочешь стать почти царицей, а он — почти полководцем!..

   — Опять смеёшься надо мной, змеючка!..

Они смеялись обе...

   — Не змеючка... Не змеючка!.. — повторяла Маргарита сквозь смех прерывистый... — Не змеючка, а живое воплощение Исиды, покровительницы плодородия!.. И не смеюсь, а дружески иронизирую!..