Клеопатра

Маргарита думала, что война сейчас же начнётся, однако прежде всего Цезарь попросил, чтобы она написала воззвание к египетскому народу, в котором, то есть в этом воззвании, объявляла бы себя законной правительницей страны и требовала бы свержения с престола своего брата Птолемея Филопатора. В этом воззвании не могло быть ни тени справедливости, истины и прочей ерунды; одна лишь вызывающая нахрапистая ложь!.. Только теперь Маргарита поняла, что эта написанная ею ложь и есть плата за то, чтобы стать царицей! Конечно, отец оставил трон супружеской чете, то есть ей и Таялу, но всё это теперь не имело значения! Не имело значения!.. Если я буду царицей, я спасу Египет от власти Рима! Сначала надо поддаться Риму! А Потин, Теодот, Акила, они всё делают неправильно! Они хотели дёшево купить Египту свободу, дёшево; подарив Цезарю такую гнилую игрушку — отрубленную голову Помпея!.. А я всё делаю правильно... Но на самом деле ей было противно, как тогда, когда, уже так давно, казнили Веронику и Деметрия!..

   — Фактически брак между тобой и твоим братом не совершён? — спросил Цезарь. Она видела, что он уверен в её ответе, уверен, что она скажет «нет»!.. То есть нет, не совершён. А может быть, он думает, что она ответит «да», то есть да, не совершён!..

   — Врак настоящий, — она опустила голову.

Он посмотрел с любопытством, но расспрашивать не стал... Теперь она предавала своего брата, который стал и её мужем, настоящим мужем! Наверняка она и Арсиною предавала. И для своего предательства она находила большое число оснований и оправданий. Только на самом деле она всё равно чувствовала себя предательницей и потому презирала себя!.. Цезарь сказал, что, конечно, было бы лучше признать брак Птолемея Филопатора и Клеопатры Филопатры недействительным, но возможно обойтись и без этого!..

   — Брак недавно стал фактическим? — Теперь в лице его доминировала жёсткость...

   — Я не хотела... — пробормотала она. Только ведь и это была ещё одна ложь. На самом деле она хотела!..

   — Ладно, девочка, не думай об этом! — Цезарь небрежно потрепал её по волосам, сдвинув её головной платок на шею...

Она презирала себя...

Цезарь после того, как было обнародовано воззвание Клеопатры, обнародовал следующее заявление, о котором неизвестный автор пишет:

«...он был убеждён, что спор между царём и царицей принадлежит решению римского народа и его консула, и тем более касается его должности, что именно в его предыдущее консульство, по постановлению народа и сената, был заключён с Птолемеем-отцом союз. Поэтому он заявил, что, по его мнению, царь Птолемей и его сестра Клеопатра должны распустить свои войска и решать свой спор лучше легальным путём перед его трибуналом, чем между собой оружием...»[46]

   — У меня уже есть войско? — спросила она.

   — Его набирают, — отвечал Цезарь.

Она подумала, что это делает, наверное, Максим...

   — А если Птолемей всё же склонится к переговорам?..

   — Из Пелусия в Александрию уже направляется армия для твоего брата. Командующим Потин и Теодот предполагают сделать Акилу...

   — Он плохой военачальник! Это даже я понимаю!

   — Но они связаны все трое, друг с другом, и уже не могут разорвать эту связь! Слишком многое связывает их... Денежные и прочие дела...

Этот вопрос о деньгах встал перед ней совсем скоро во всей своей, немножечко бессовестной, наготе, голизне, так сказать... А покамест происходил короткий в достаточной степени период переговоров и дипломатических трюков. По каковому поводу неизвестный современник Цезаря; возможно, Оппий, или красноречивый оратор Гирций, ученик Цицерона, писал следующее:

«В завещании царя Птолемея были названы наследниками старший из двух сыновей и старшая из двух дочерей. Об исполнении этой воли Птолемей в том же завещании заклинал римский народ всеми богами и союзами, заключёнными с Римом. Один экземпляр его завещания был через его послов доставлен в Рим, для хранения в государственном казначействе [...]; другой с тождественным текстом был оставлен в Александрии и был предъявлен Цезарю запечатанным.