Клеопатра

   — Гармахис, мы рассмотрели твоё дело! Ты совершил тройной смертельный грех: на твоей голове лежит бремя несчастий Египта, поглощённого Римом, ты смертельно оскорбил священную матерь Изиду, ты нарушил священную клятву. За всё это, за все грехи твои, ты сам хорошо знаешь, есть одно наказание, и ты получишь его! Ты, опозоренный, развенчанный фараон! Здесь, где мы увенчали тебя когда-то двойной короной Египта, мы осуждаем тебя навеки! Иди в темницу и жди удара, который поразит тебя!

Меня увели. Я шёл, склонив голову, не смея поднять глаз и чувствуя, что глаза жрецов жгут моё лицо.

X

Последние записки Гармахиса, царственного египтянина.

Они увели меня, заперев в комнате, высоко, на портике башни. Здесь я ожидаю своей участи. Я не знаю, когда меч судьбы падёт на мою голову. Неделя тянется за неделей, месяц за месяцем, а моя участь всё остаётся неизвестной. Я уйду, но уйду с надеждой, ибо, хотя я не вижу её, Изиду, хотя она не отвечает на мои молитвы, но знаю, что она всегда со мной, священная матерь, которую я буду лицезреть лицом к лицу! Тогда, наконец, в тот далёкий день я обрету прощение! Бремя спадёт с моего сердца, моя чистота вернётся ко мне и принесёт мне священный мир и покой.

* * * * * *

Солнце садится за Абуфисом. Красноватые лучи бога Ра пламенеют на крышах храмов, озаряя прощальным светом зеленеющие поля и тихие воды родного Сигора. Ребёнком я часто наблюдал закат солнца. Последний поцелуй его также трогал нахмуренное чело далёких портиков, такие же длинные тени ложились от гробниц.

Всё то же, ничего не изменилось! Я только, я изменился и всё-таки остался тем же!

(Здесь третий свиток папируса неожиданно заканчивается. Можно думать, что в этот момент автор записок был прерван теми, которые повели его на смерть.)