Клеопатра

Антоний, человек прямодушный и бесхитростный, немедленно выполнил свое обещание и передал Октавиану все корабли; тогда как последний из двадцати тысяч солдат, обещанных зятю, прислал только тысячу, поклявшись всеми богами, что остальных отправит позже.

Антоний же, все еще находившийся под влиянием своего мага, так торопился выйти в море, что предпочел поверить клятве Октавиана. И сразу же взял курс на Афины, по-прежнему сопровождаемый женой. Однако в порту Корфу супруги расстались. Может быть, Октавия, изнуренная беременностью, тяготами морского плавания, попытками примирить мужа и брата, которые отняли у нее столько дней и ночей, внезапно заболела? Или между ней и Антонием произошла ссора, а прорицатель вовремя подлил масла в огонь? Или ее усталость, приступы тошноты вдруг сделали для Антония непереносимым ее присутствие? Или они поспешно решили, что она больше поможет мужу, если поедет к брату, попытается умерить его раздражение, чем если будет прозябать в тени Антония в Афинах?..

В текстах нет ни одной зацепки, которая позволила бы ответить на эти вопросы; возможно, как это часто бывает, все перечисленные причины сыграли свою роль. Или еще проще: Октавия почувствовала, что атмосфера вокруг нее накаляется, и предпочла уложить свой багаж. Как бы то ни было, но с конца весны она и Антоний уже не живут вместе. Октавия — в Риме, готовится к родам; а он, в Афинах, по-прежнему грезит о завоевании парфянского царства. В конце лета он уже в Сирии, в Антиохии. И вдруг — резко, без всяких объяснений, не слушая возражений офицеров, — отдает одному из своих эмиссаров приказ отправиться в Александрию и доставить к нему Клеопатру, немедленно.

Царица готова броситься к нему бегом. На этот раз — никаких мизансцен, никаких задержек с отъездом; ей не нужны ни наряды, ни показная роскошь; она еще раз превосходно сыграла свою партию — и выиграла, сорвала весь банк. Три года она ждала этого мгновения.

АНТИОХИЙСКАЯ СВАДЬБА

(лето 37 — лето 36 г. до н. э.)

И вот, наконец, этот мужчина, когда-то исцеливший ее от печали и немоты, — он вернулся; и в ней вновь оживает надежда, упрямая мечта о величии.

Она не думает о причинах, побудивших его так внезапно отослать от себя другую женщину, — подействовали ли на него слова астролога, или нежность жены в конце концов показалась ему пресной в сравнении с ночами «неподражаемых»; главное, сейчас он здесь, ждет ее, как прежде ждала его она.

Самое трудное — последняя минута перед тем, как они, обнявшись, застывают на месте, ощущая полную умиротворенность. Потом, пытаясь соединить свои руки, натыкаются на близнецов. Малышам уже по три года, и их глаза — как звезды.

Антоний не в силах устоять, поднимает их на руки, подбрасывает одного за другим высоко в небо. Теперь пути назад нет: он признал их своими.

Что ж, пора играть свадьбу, и как можно скорее. Ибо теперь Клеопатра хочет быть его супругой; и никаких отлагательств, как во времена Цезаря, — она не станет подвергать себя риску оказаться жертвой нового удара судьбы. Она царица, пусть же он будет царем; а кроме того, пусть вспомнит о том, что предсказала римская Сивилла в своей пророческой книге: парфян может победить только монарх. Пусть же он публично соединит свою руку с ее рукой; и пусть отныне на всех монетах будут чеканить оба их профиля.

В Риме, конечно, ее назовут похитительницей чужого мужа, пойдут пересуды о том, что она околдовала Антония магическими зельями, начнут распространяться и другие подобные сплетни. Но факты говорят сами за себя: на это свидание в Антиохии, свидание царицы и полководца, кто кого позвал?

На этот раз римлянка — беременная и брошенная; она же, Клеопатра, наслаждается местью: око за око, зуб за зуб, как написано в Книге иудеев. Теперь, когда судьба завершила свой круг, когда Антоний женится на ней в тот самый момент, когда другая вот-вот должна родить, пусть эта другая испытает то же унижение, ту же горечь, через которые сама Клеопатра прошла три года назад.

А кроме того, от этого брака, которого сейчас требует царица, Антоний никогда не отречется, не сможет отречься; тут дело даже не в брачной клятве: уже одним тем, что вызвал ее в Антиохию, он показал, что не может больше жить, не пытаясь осуществить цель, которую сам перед собой поставил в «неподражаемую» александрийскую зиму, — превзойти Александра; даже не сознавая, что делает, он отказался от Рима, раз и навсегда выбрал для себя Восток: мир пустынь, караванов, долгих разговоров, странностей и загадок, мир, где помыслы людей столь же извилисты, как те дороги, что ведут на край света, к невиданным чудесам.

Его мечта о славе, долго созревавшая в потаенных глубинах души, теперь вырвалась на яркий солнечный свет; и потому Антоний, еще прежде, чем соединил свою руку с рукой Клеопатры, оказался в полной зависимости от царицы.

* * *

Они еще даже толком не поговорили, но царица уже знает, чего он от нее ждет: праздничных ночей, конечно, и ее тела, и ее чарующего голоса — но прежде всего помощи в предстоящей войне.