Клеопатра

Трон снова оказался вакантным. Однако, как ни странно, Сулла и на этот раз не вспомнил о завещании, передававшем Риму право владения Египтом. Хотя — что подтвердил, в частности, и этот принудительный брак — римский диктатор в совершенстве владел искусством подготавливать (оставаясь вдалеке от места событий) заговоры, перевороты и серийные убийства, он не попытался отмстить египтянам за их последнее преступление, а продолжал вести себя так, словно его потенциальная жертва, Египет, с течением времени становилась все более нечистой и все менее привлекательной.

На этот раз династия была, как никогда прежде, близка к своему концу. Замешательство охватило жителей Александрии, когда придворные вельможи осознали тот факт, что выбирать претендента на престол они могут только из двух незаконных сыновей Стручечника. Впрочем, старшего из них, по причине его страстной любви к театру, было нетрудно сделать царем. Им ничто не мешало остановить свой выбор на том, кто им больше нравился, они предпочли старшего и отправили своих посланцев в Сирию. Послам предстояла нелегкая миссия: Митридат вполне мог, помня о давней обиде, нанесенной ему египтянами, не отпустить своего заложника. Однако старый лев, радуясь возможности сыграть злую шутку со своими врагами римлянами, предпочел тотчас же освободить юношу, и таким образом Птолемей Левый (как прозвали его, как только он прибыл в Египет, неизменно насмешливые горожане) неожиданно для самого себя стал фараоном и владыкой Александрии…

* * *

…Александрии, которую сразу же полюбил, потому что она знала толк в любви; Александрии, которую завоевал, как завоевывают симпатии публики. Новый царь был красив, ему еще не исполнилось и двадцати лет; он, казалось, с уважением относился к законам власти и поступил мудро, женившись на своей сестре, которая очень скоро забеременела. Александрийцы вздохнули с облегчением и забыли обо всех неприятностях — римской угрозе, опустошенной казне, ошеломляющих налогах; они были готовы простить ему все — вплоть до того нелепого энтузиазма, который побудил его во время коронации выбрать для себя самый длинный за всю историю династии титул, почти такой же многословный, как титулатуры фараонов: «Воинственный бог, Правитель, почитающий своего отца и почитающий свою сестру, Новый Дионис».

На эту неуместную инфляцию титулов горожане ответили лишь тем, что придумали для него еще одну ироничную кличку: «Бастард». Он не почувствовал себя оскорбленным: он был бастардом и не скрывал этого, а кроме того, его восшествие на престол явилось благословением для Египта — кто, кроме него, Птолемея, смог бы оживить ритуалы, пришедшие из глубины времен, стать «царем Верхнего и Нижнего Египта, Наследником Бога-Спасителя, Избранником Птаха, Усеркара, Живой статуей Амона, сыном Солнца

, Возлюбленным Исидой»[24] и носить все другие подобные имена, о которых помнили только жрецы, составившие их полный список, позже навечно запечатленный в камне?

И ведь он получил абсолютную власть над землями Хора и Сета[25], не прибегнув к преступлениям и интригам, он совершенно законным образом стал единственным владыкой этой страны. Он благочестиво принес древнюю присягу: поклялся именами всех Птолемеев и всех богов, включая богов Египта, защищать свое государство. Греки вручили ему, словно одному из гомеровских героев, знаки царского достоинства и божественного расположения, не менявшиеся с тех пор, как его предки покинули Македонию: перстень с печатью, скипетр, тогу и узкую налобную ленту из белой ткани — уже одна эта матерчатая диадема, лишенная каких бы то ни было украшений, делала его царем; а после из рук египетских жрецов он принял царскую плеть, еще один скипетр и, наконец, «Двух могущественных», то есть двойную корону фараонов, соединение красной и белой корон, украшенных изображениями кобры и грифа — символами двух богинь, покровительствующих Северу и Югу страны. С того момента, как эта корона увенчала его главу, он стал единственным источником закона и никто уже не мог обратиться к нему иначе, как простершись перед ним ниц и прошептав: «Бог, Повелитель, Владыка…», — ведь он стал наследником сотен фараонов, которые властвовали на протяжении трех тысяч лет.