Клеопатра и Антоний. Роковая царица

Но надо было что-то сообщать в Рим, ведь он все же триумвир и консул! К своему стыду, Марк Антоний сделал это, еще когда сидел на побережье в ожидании Клеопатры, и сделал глупо. Не в состоянии сообщить правду, он всячески расписал поход, создавая впечатление, что только отсутствие у него достаточного количества сил не позволило добить парфян.

Это была глупость, но Марк Антоний, как мальчишка, не хотел выглядеть в Риме неудачником. Так дети лгут о своих успехах, прекрасно понимая, что когда-нибудь их обман раскроется, но не в состоянии рассказать все честно.

Клеопатра не знала об этом письме, да если бы и знала, то исправить уже невозможно.

Зато вести, которые пришли из Рима, задели обоих. Оставленные в помощь Октавиану корабли Антония помогли Октавиану разгромить Секста Помпея! Консул справился с пиратами, конечно, не сам, у него был замечательный друг и великолепный полководец, одинаково успешно воюющий и на море, и на суше, — Агриппа. Разбить Фульвию и Луция Антония большого труда не составляло, но Агриппа сумел справиться и с пиратами Секста Помпея.

Марк Випсаний Агриппа был похож на Марка Антония, такой же сильный, рослый, мужественный, но много более серьезный. Вообще два ближайших друга Октавиана — Агриппа и Меценат — разительно от него отличались, Октавиан выглядел рядом с ним словно подросток рядом со взрослыми мужами. Оба опекали друга, ценя в нем ум и прозорливость, а еще нечто особенное, что обещало высокое будущее. Не ошиблись.

В большом особняке, принадлежащем консулу Октавиану, тихо. В нем всегда тихо, особенно если хозяин дома, хотя третья супруга Октавиана Ливия любит присутствие людей, много занимается делами и политикой сама. Просто шуметь некому. Слуги и рабы знают свое место и движутся бесшумно, а детей в доме нет. Хозяин с утра занят работой с документами, он предпочитает бумаги войне, не любит походы и вообще не слишком любит выходить из дому. Если бы Римом можно было править из окна своего кабинета, Октавиан предпочел бы так и поступать.

В этом виноваты его многочисленные болезни. Конечно, консул сумел с большинством справиться, в ветреные дни бережет дыхание, в жару голову, надевая шляпу, в холод его ноги обязательно обернуты тканью, а на тело надеты несколько толстых шерстяных туник, сотканных и сшитых, кстати, его женой и матерью. И все же бесчисленные приступы астмы из-за пыли и резких запахов, постоянные простуды, недомогания из-за жары, тяжелой пищи или физических нагрузок не добавляли ему привлекательности в глазах римских граждан.

Но сегодня хозяйка с самого утра озабочена наведением порядка в доме, хотя беспорядка в нем не бывает никогда. Предстоят гости, помимо ближайших друзей Гая — Агриппы и Мецената, — будет несколько сенаторов. Следует обсудить вопрос о том, как оказать честь Марку Антонию по поводу его блестящей победы в Парфии. Ливия знала от мужа, что никакой победы нет и в помине, и не понимала, почему Гай не объявит об этом открыто. Но муж приказал молчать, не говорить даже Октавии.

Это очень не нравилось Ливии, они с Октавией дружны, подруга обидится, если узнает, что Ливия промолчала. И зачем Октавиану этот розыгрыш? А Марку Антонию зачем ложь?

В кабинете мужа сидели его ближайшие друзья — Агриппа и Меценат. Они задали тот же вопрос:

— Гай, зачем? Ведь сенат поверил сообщению и готов наградить триумфатора.

Октавиан чуть загадочно улыбнулся:

— На это я и рассчитываю. Пусть поднимется как можно больше шума, пусть ему решат вознести хвалу и оказать почести, тем неприятней потом будет узнать о провале. Мне не нужна всенародная любовь к Марку Антонию.

— Это так, но не совсем честно по отношению к Октавии, например.

— Марк, Октавия словно спит, а не живет. Ведь знает, что Марк Антоний в Александрии в объятиях этой шлюхи, с которой наплодил кучу детей, но все равно твердит: люблю!

— А может, и правда любит?

Меценат решил перевести разговор на другое:

— Гай, тебе вчера снова приводили девушку?

Октавиан чуть загадочно и довольно улыбнулся.

— Да.

— Ты рискуешь. Могут просто убить разъяренные родственники.

— Риск добавляет остроты ощущениям. Я был без ума от Ливии, только пока ее охранял муж. Но стоило ей стать моей женой, вся прелесть пропала. Что за прелесть в женщине, с которой можно спать каждую ночь и которая не имеет права тебе отказать?

— А как же Сапфо, ведь она тоже не имела права тебе отказать?

— О… Сапфо царапалась и кусалась, как тигрица, ей почему-то вовсе не хотелось рожать от меня детей!

— Странно, мне казалось, что она очень мила и ласкова.

— Только до постели, мой друг, только до постели. Брать женщину силой, унижать ее, заставлять себя ненавидеть — это такое удовольствие…

— Испытывать удовольствие от ненависти, мне кажется, это извращение.

— Но я таков, иначе не могу.

— А как Ливия это терпит?

— У меня есть две терпеливые женщины — жена и сестра. К тому же обе заняты своими делами, Октавия детьми, собственными и чужими, а Ливия финансами и политикой.

— Я слышал, она уверенно ведет свои дела и неплохо зарабатывает?