КЛЕТЧАТЫЙ ТАПИР

– А насчет трамплина – это здоровая идея, – подал голос с левого угла стола Лех – единственный, у кого чуть заметно намечалось брюшко. – Только, естественно, не пружинный, а левитационный – получаешь импульс и мягко планируешь прямо за стол.

– Ну да, а если я в весе пера? – возразил Джанг. – Куда я приземлюсь, с вашего разрешения?

– А мы Петрушку зачислим в тренеры, он скоординирует.

– Кстати, кто видел Петрушку?

– Да, за обедом Ригведаса видели? – всполошились «альбатросы». Насчет обеда никто ничего определенного припомнить не мог, а вот сейчас младшего научного снова не было за столом.

– Не иначе, как он присоединился к своему Тогенбургу, – предположил Хай. – «Не украшенный надеждой, он оставил свет», если я не перевираю Жуковского.

– Шиллера, – тихонечко поправил Гюрг.

– Один черт, надо только припасов им подбросить. Сухарики где-нибудь остались?

– Еще в обед все уволокли, – недовольно отозвался со среднего стола Кирюша Оленицын. – Одни галеты на камбузе.

– Давай галеты. Командор, мы свободны?

– В двадцать один ноль-ноль просмотр дневных материалов, для желающих.

Варвара поднялась:

– А кто желает видеть сны?

– Тех проводят до дому.

– С вашего разрешения, мэм?

– Барб, кто из здешних мудрецов так точно и полно назвал вас… э-э-э… мохнатой коброй?

– Все!!!

Так, слово за слово, проводил до коттеджа. Без разрешения.

– А туча как стояла, так и стоит. Вероятно, ночью будет сильная гроза. Вы не боитесь, Барб?

Здесь-то мог бы назвать и Варварой…

– Под дождик лучше спится. Но, как ни странно, я здесь еще не наблюдала ни одного настоящего дождя. Туман бывает, и такой, что все пропитывается влагой, – но не больше.

– Ну, тогда – до завтрашнего утреннего тумана. Счастливых вам снов.

– Угу.

Она кивнула и потянула на себя дверь. Из-за крыльца, как сторожевая собака, поднялся Полупегас-правый. Юркнул следом. Варвара не удержалась, затаила дыхание и прислушалась – что там, на крыльце? Может, не ушел, ждет?..

Упругие шаги мерно и скоро удалялись. «И – на Матадор!» – фыркнула ему вслед Варвара. Она провела кончиками пальцев по нежно поскрипывающей куртке, засмеялась, скинула ее с плеч и бросила Полупегасу:

– Не разучился еще шкурки по каркасу подгонять? Вот тебе аналогичная задача: найдешь голубую курточку – застежка на биоприсосках, я в ней прилетела – помнишь? Так вот, эту ушьешь точно по той. Цель ясна?

Полупегас принял одежку сразу шестью щупальцами, с молниеносной быстротой завертел, разглядывая и примериваясь – ну совсем как паук муху. Соскучившись за несколько недель вынужденной немоты, он теперь был рад любому поводу поговорить, и когда его ни о чем не спрашивали, просто бормотал себе под нос.

– Та-а-к… брюшко заужено… хвостик поперек спинки на двух чешуйках… передние лапки вшивные…

– К утру сделаешь? – с надеждой спросила девушка.

– Пара пустяков… К утру. Послезавтра.

– Я тебе покажу – послезавтра! Отключу речевую приставку и… – она с трудом удержалась от навязчивой поговорки.

Не хватало еще объясняться с Полупегасом – он-то наверняка привяжется, начнет требовать объяснений, что да как.

– Р-размонтирую! – грозно пообещала она.

– Так голубая куртка запакована… – жалобно проблеял робот.

– Р-распакуешь!

Она была полна каким-то упоительным всемогуществом, какой-то сказочной уверенностью в себе, какой-то новорожденной легкостью… Гюрг ушел – ничего, вернется; Водяной объявил войну не на шутку – ничего, обломаем рога; потеряла жемчужинки – не беда, подарят целое ожерелье; вот будет лихо вышвырнуть его в воду на глазах красы ненаглядной…

Неужели все это сделала одна легкая курточка – символ присоединения к Голубому отряду?

Она повернулась на пятках и увидела зеркало, прислоненное к стенке.

– Кто принес?

– Нея.

После разделения каждый из Полупегасов стал называть свою бывшую половину одним и тем же «Не я». Очень быстро это слилось в одно условное обозначение и стало как бы единым словом.

– Нею… то есть Нетебе было ведено все в таксидермичке демонтировать и запаковать, а не мебель перетаскивать! Тем более чужую.

– Нея сказал – твое.

– Что-то ты стал разговаривать, как папуас из записок Миклухи-Маклая.

– Могу помолчать…

Правая половинка эмоциональная, а на поверхности – самые примитивные эмоции. Из них обида – простейшая. Так сказать, троглодит эмоционального мира.

В полумраке прихожей она придирчиво оглядела свое отражение. Загорела сверх меры, голубушка, кожа да кости, вон скулы как торчат, и нос – не нос, один хрящик вздернутый. Губы, правда, что тутошняя малина – зело витаминная пища на Степухе! А в целом – ничего. Она показала себе язык, тихонечко пропела: «Калмычка ты, татарка ты, монголка, о как блестит твоя прямая челка!»

– Это еще кто? – спросил Полупегас, в последнее время ставший весьма чувствительным к поэзии.

– Кто-то из древних на букву Кы. Должно быть, Катулл. В дверь тихонечко постучались. Варвара беззвучно ахнула, догадываясь, кто это переминается с ноги на ногу, поскрипывая душистыми досочками крыльца. Строго (как могла) спросила:

– Кто там?